Колин Уилсон - Мир пауков: Башня. Дельта [сборник]

На южном горизонте различались Скорпион и Весы, прямо под ними – Центавр. Подумалось о людях, живущих в далеком том созвездии. По словам Стигмастера, климат на Новой Земле во многом схож со здешним. То же можно сказать и о пропорции в атмосфере кислорода и азота. Жители Новой Земли создали на других планетах того созвездия поселения и даже выстроили город – искусственный – на ее лишенном атмосфере спутнике, под куполом.

Однако Стиг ни разу еще не заводил разговора об истории тамошних поселенцев, а Найл не удосуживался расспросить. Между тем сейчас, когда он лежал уставясь в небо, им вдруг овладело любопытство, и сами собой стали возникать десятки вопросов. Существуют ли на Новой Земле какие-то другие разумные формы жизни? Уживаются ли без конфликта мужчины и женщины? Не изменился ли как-то из-за внешней среды их облик? Есть ли там у них какие-нибудь враги? Есть ли деревья, растения, такие, как на Земле? А моря, реки? Но главное, удалось ли им разобраться с теми извечными проблемами людской натуры, из-за которых вся человеческая история – нескончаемая, безотрадная цепь жестокости и безмозглости? Перелет с Земли и трудности основания цивилизации – растрясли ли они умы от спячки и не впали ли переселенцы в умственную летаргию снова?

Ведь она – теперь уже нет сомнения – и является главной бедой для людей. Сталкиваясь лицом к лицу с опасностью и лишениями, они стойко их преодолевают. Но едва одержав победу, моментально лишаются того, чего достигли: впадают в лень и изнывают от скуки. Люди словно не в силах поддержать в себе стремление к чему-то осмысленному.

Если люди Новой Земли решили эту проблему, это и не люди уже, а поистине боги…

Симеон подбросил в костер хвороста. Найл резким движением сел.

– Хочешь горяченького? – предложил Симеон.

Найл кивнул. Он перебрался к костру и прилег там, запахнув одеяло: ветер разыгрался цепкий, колючий. Симеон ложкой положил в кипяток смесь сушеных трав. Восточный край неба уже засветлел.

– Так ты и не ложился?

– Ложился, только разбудило меня что-то непонятное, с красными глазами. – Симеон указал в сторону цереусов.

– Наверное, белый скорпион. Под камнем живет. Он однажды чуть не съел Мару, когда та была совсем малышкой.

Симеон неприязненно поморщился.

– Нет, по мне уж лучше цивилизация.

Они сидели, грея руки о горячие кружки и вдыхая ароматный парок. Ветер, поддувая, раззадоривал розоватые угли, невольно притягивающие взор. Некоторое время каждый был занят своими мыслями. Затем Симеон спросил:

– Тебя никогда не занимало, почему Смертоносец-Повелитель всегда делал вид, что он мужского, а не женского пола?

– Смертоносец-Повелитель… Звучит как-то грознее, чем Смертоносица-Повелительница.

Симеон фыркнул.

– По мне, одно другого не лучше.

– Мне кажется, как-то уже сложилось в головах, что мужчины способны на большее зло, чем женщины. И впечатление такое, будто люди восторгаются теми, кто держит их в кулаке.

– Печальный вывод, – заметил Симеон.

– Мне это открылось в Белой башне. Знаешь, что меня поразило в истории человечества? Оказывается, великие вожди в большинстве своем были кровожадными маньяками. Им и имена-то давали: Иван Грозный, Абдул Проклятый, что считалось чуть ли не их достоинством. Чем они были кровавее, тем усердней перед ними лебезили. Представляешь, какова человеческая глупость?

Симеон покосился на Найла с легкой усмешкой.

– Тогда не лучше ли им было бы оставаться под властью пауков?

– Нет. Как бы ни были люди глупы, им все равно нужна свобода. Только свобода поможет изжить глупость. Они учатся через испытания и ошибки. И ошибок не надо ни бояться, ни запрещать. Надо, чтобы люди думали своей головой и находили выход из положения. Думаешь, им в самом деле лучше быть паучьими рабами?

Симеон временами специально напрашивался на спор.

– Нет. Но ты же сам сказал, что устал смотреть, как люди при твоем появлении бьются лбом о мостовую.

– Да, и это страннейшая человеческая черта. Люди больше всего на свете ратуют за свободу, но стоит ей забрезжить, как сразу пытаются всучить ее какому-нибудь вождю. Всегда ищут кого-то, кому бить поклоны. – Найл за прошедшие недели не раз над этим задумывался. – Это потому, что каждый человек хочет жить какой-то целью. А поскольку видимого ориентира нет, то свою свободу он стремится отдать кому-то, кто обещает к этой цели привести. Но и без свободы человеку ничуть не легче. Получается, ему надо искать цель внутри себя.

– И как ты собираешься этому научить?

– Не знаю. Рано или поздно я отыщу способ.

– А мне показалось, кому-то не по душе быть правителем? – заметил Симеон с добродушной лукавинкой.

– Не по душе. Это трудная работа. Но кому-то надо ее делать. Кто-то должен показать людям, как обустроить жизнь, и отстроить заново город, и детям дать образование. Пауки пытались изжить из людей разум. Моя задача, думаю, в том, чтобы вживить его снова. Справлюсь с этим – и в правителе не будет надобности.

Симеон твердо покачал головой.

– Правитель нужен всегда. Потому что правитель для людей – это оправдание для них собственной пассивности. А ведь и высокообразованные бывают пассивны. Я не циник.

Но чем больше ты для них делаешь, тем сильнее они тобой восхищаются и пекутся, чтоб тебе жизнь была медом. Им нравится стучать лбом об пол. Почему, считаешь, они хотят поместить твоего отца в мавзолей? Чтобы было на кого молиться, кого почитать.

Найл вздрогнул от такого замечания. Обернувшись, он посмотрел на гроб. Ручки литого золота ярко блестели в первых лучах восходящего солнца. Пустые же глазницы черепа смотрелись безмолвными омутами мрака. Внезапно Найл рассмеялся и встал.

– Да, конечно, ты прав. Было глупо с моей стороны не замечать этого.

Симеон поглядел озадаченно:

– Не замечать чего?

Найл нагнулся и растормошил крайнего из сопровождающих. Это был один из тех, что несли гроб.

– Поднимай остальных. Скажи, чтобы пошли и насобирали побольше хвороста.

Симеон догадался, что у Найла на уме.

– Ты считаешь, это разумно?

– Я в этом уверен. Кроме того, ему бы не спалось спокойно посреди города.

– А что скажет мать?

– Она поймет.

Вайг, разбуженный поднявшейся топотней, сел и протер глаза.

– Что мечемся? Пора трогаться?

– Пока нет. Вставай, надо помочь.

– Ты что задумал?

– Ему место здесь, в этой пустыне, – сказал Найл. – Ты бы в самом деле хотел, чтобы наш отец лежал в мраморном склепе?

Какое-то время Вайг задумчиво смотрел на брата. Наконец покачал головой.

– Нет. Честно говоря, я всегда был против такой затеи.

Он поднялся на ноги. Братья вместе подняли гроб и опустили на середину костра. Прогоревшие кусты креозота сразу смялись, и гроб просел на жаркие угли. Его окутал сонм красных искр. Эмаль начала вскипать пузырьками, затем занялась огнем. Найл дослал в пламя заодно и крышку гроба. Когда люди возвратились с кустами креозота и сушняком, Найл велел побросать все это в костер. Через десять минут жар поднялся такой, что все невольно подались в сторону. К этому времени гроба уже не было видно среди трескучих извивов пламени.