Колин Уилсон - Мир пауков: Башня. Дельта [сборник]

– На бойню! Вот тебе и самый счастливый край.

– Ты хочешь сказать, – Найл тряхнул головой, – они съедают всех – и слуг, и служительниц? – В мыслях Найла возник образ Одины.

Каззак кивнул.

– Соображаешь. Всех, кто в это не посвящен. – И добавил задумчиво: – Не думаю, что они захотят слопать меня – жестковат. Или Мерлью.

– Так и Мерлью посвящена?

– Разумеется.

Найла будто холодом обдало. Трудно представить, что Мерлью – пособница в этом массовом обмане и умерщвлении. Каззак словно прочел мысли юноши.

– Надо смотреть на вещи трезво. Пауки – господа положения. Поступают, как считают нужным, нас не спрашивают. И хочешь верь, хочешь нет, на самом деле они не такие уж и гадкие, как ты, вероятно, считаешь. Есть среди них и совершенно уникальные личности. О таких, кстати, лучше думать не как о насекомых, а как о людях. Они чувствуют, как мы их воспринимаем, и ужасно огорчаются, когда человек считает их мерзкими тварями. Они действительно господа положения. Могут делать все, что заблагорассудится. У тебя ведь наверняка не вызывает никаких эмоций убитая дичь, которую ты спокойно жуешь? То же и они в отношении к людям. Мы для них лишь скот, наделенный способностью мыслить. Но, как известно, некоторые люди держат домашних пташек, причем любят их, что собственных детей. То же и пауки: кое к кому из нас они привязываются всей душой. Так вот, если мне предложат выбор, что лучше – быть съеденным или жить в неволе, я твердо уверен, что предпочту жизнь.

И сама речь управителя – плавная, обволакивающая, – и его доводы действовали на Найла одинаково: никогда еще он не слышал таких чарующе гладких, обвораживающих фраз. Голос Каззака – сочный, проникновенно низкий – имел удивительное богатство оттенков, от вкрадчивой чувствительности до мужественной твердости. Найл поймал себя на мысли, что вслушивается в голос, как в музыку, хотя было совершенно ясно, что у Каззака и в мыслях нет играть на этом.

Найл некоторое время собирался с мыслями, прежде чем задать вопрос, не дающий покоя:

– Если они убивают одаренных детей, зачем им для породы жители пустыни? Мы, мне думается, поразумнее будем обитающих в этом городе слуг и прочих холуев.

– Хороший вопрос, – одобрил Каззак голосом взыскательного учителя, отчего Найл проникся даже некоторой гордостью. – У пауков ушло с десяток поколений, чтобы довести своих слуг до состояния тупого безразличия. И тут вдруг обнаружилось, что слуги превращаются в неспособный мыслить скот. Откуда, ты думаешь, взялись ублюдки-рабы? Это и есть то самое десятое поколение, совершенно опустившееся. Вот почему им и нужна подпитка из таких, как ты.

– Как я? – удивился Найл.

– Именно. Твоей работой будет производство детей. По-моему, интересное дело.

Юноша почувствовал, что краснеет.

– А женщины… как они к этому относятся?

– С пониманием, – угрюмо пошутил Каззак. – Переживают, конечно, что существовать приходится раздельно.

Найлу неожиданно вспомнилась та девушка со вздернутым носиком, что затащила его в кусты. Вон оно что, оказывается. От такой мысли в голове все смешалось. Каззак продолжал:

– Поэтому, надеюсь, до тебя начало доходить, почему я предложил пособничать паукам. Дело здесь не в том, жить мне или не жить. Я хочу по возможности облегчить участь своего народа. Мужчинам, понятно, живется не сказать чтобы плохо. А вот что касается женщин… Мне б не хотелось, чтобы они превратились в обыкновенных самок, что вынашивают да рожают. Особенно моя дочь. Кстати, я смотрю, она к тебе относится с интересом.

Найл вильнул взглядом, избегая глаз Каззака, а сам вспыхнул от тайной радости.

– Думаю, разумеется, и о твоей матери. Легко б тебе было от мысли, что она содержится где-то в женском квартале, принося раз в год по младенцу от какого-то встречного-поперечного? В твоих силах сделать так, чтобы этого не случилось.

Управитель осушил свой кубок и стал не спеша наполнять его, давая Найлу время осмыслить услышанное. Юноша смотрел мимо венценосной головы в окно, где в чернильном небе уже плыла тарелочка луны.

– Ты уверен, что пауки… что господа пауки желают, чтобы я им служил? – в конце концов спросил Найл.

– Абсолютно уверен, – кивнул Каззак.

– Когда я входил сюда днем, у меня было впечатление, что они вот-вот меня растерзают.

– А ты думал! Они же считают, что ты для них опасен. Если бы у них была уверенность, – он произнес это слово со значением, – что ты их союзник, они бы вскоре переменили отношение.

Найл поглядел на управителя с вежливым недоверием.

– Неужели?

– Несомненно. Им нужна твоя помощь.

– Но ведь я убил их сородича.

– Они этого не знают, а я не скажу.

– Разве они сами не догадаются?

– Нет, если ты сам себя не выдашь. По их разумению, убивший сородича человек теперь мертв – твой несчастный отец. Я, кстати, искренне об этом сожалею, он мне пришелся по душе. Но на вещи надо смотреть трезво и взвешенно. Ты убил паука, пауки убили твоего отца. Теперь вы квиты, и пора забыть об обиде и работать сообща.

– А что я должен делать?

– Об этом поговорим завтра. Я поведу тебя к Повелителю. – Найл побледнел. – Бояться совершенно нечего. Я думаю, ты найдешь разговор достаточно приятным. Говорить буду в основном я.

– Можно еще вопрос?

– Сколько хочешь, дорогой мой мальчик.

– Откуда в тебе уверенность, что они не обманывают и тебя.

Каззак невозмутимо улыбнулся.

– Ты хочешь сказать, где гарантия, что завтра я не перестану быть нужным и меня не схарчат? Ответ прост. Они нуждаются во мне. Им нужен кто-нибудь, кто держал бы в единой горсти всех людей в этом городе и кому можно доверять. Вот для этого я здесь и нахожусь, Найл. – Он впервые назвал юношу по имени. – Им требуются люди, которым можно доверять. Зачем им есть тебя или меня? У них есть тысячи, десятки тысяч болванов, которых можно слопать в любой момент. Но почти нет разумных людей, на которых можно положиться. Вот кто им действительно интересен. Кроме того, они и сами не какие-нибудь изуверы и исчадия ада. Они высокоцивилизованные существа. Есть у них свои философы, артисты, политики. Я сегодня беседовал с одним таким политиком, звать его Дравиг. Ты удивишься, какие очаровательные это люди, когда сойдешься с ними поближе.

Всмотревшись Найлу в лицо, он уловил тень сомнения.

– Я знаю, что ты сейчас думаешь. Дескать, трудновато чувствовать расположение к «людям», поедающим себе подобных. Я разделяю эту мысль. Однако, проникнувшись доверием, они не возражали бы и против того, чтобы ты похлопотал о своих близких. Они считают это нормальным и естественным.

– Как быть с моей матерью и братом? Ты посвятишь их в тайну?

Каззак задумчиво прищурился.

– Не знаю. Во всяком случае, не сейчас. Надо подумать, посмотреть, можно ли им доверять. Понимаешь, сейчас мы раскроем им все карты, а потом вдруг выяснится, что этого делать не стоило. Мы же просто подставим их под удар. Я в тайну не посвятил даже собственных сыновей. Им лучше не знать. – Он посмотрел Найлу в глаза. – Надеюсь, нет смысла тебе объяснять, что все должно остаться между нами. Господа пауки не щадят тех, кто обманул их доверие.