Степан Мазур - Варленд в огне

Гости пригляделись. На чистых скатертях дразнило обоняние четыре вида жареного мяса с острыми лесными приправами, пять видов речной рыбы расположились рядом в жаренном или копчёном виде, рядом миролюбиво покоилась рыба морская, возвышались горками свежие овощи, истекали соком солнечные фрукты, ягоды, свежевыжатый сок, кисели, незнакомые настои. Травы смешивались с запахом мяса и будили аппетит пуще прежнего.

Грок едва сдержался, чтобы не плюхнуться первым за стол, презрев приглашение короля и надутое старшинство «священной» рыси. Наверное, так бы и поступил, но взгляд иногда отрывался от стремительно заполняющегося стола и натыкался на слепую старушку и мысли прояснялись. Тогда северный орк опускал голову и не позволял желудку шуметь слишком громко.

Чини облизывалась. Долгая дорога и однобокая еда на ходу надоели, зверский аппетит требовал пополнить ресурсы тела и чем-нибудь другим, кроме вяленого мяса и ключевой воды.

Толстоног милостиво развёл руками:

— Присаживайтесь к столу, гости. Отведайте кушанья с нами. Все разговоры после…

Полное осознание происходящего к Гроку вернулось минут через двадцать, когда пришлось ослабить пояс, чтобы следующая порция жареного оленёнка не разорвала изнутри. Только после этого стал замечать мир вокруг или, что точнее, придавать ему значение где-то кроме содержимого стола. Варта взяла на себя роль ведущей, пусть и отчитывается. Он всего лишь телохранитель. Еда не отравлена, убедился. А то, что рысь с королём языками перетирают, это их заботы.

«Захотела мохнатая власти? Получай всю».

Чини ела всё больше фрукты, пила терпкие настои. Они в противовес хмельному вину, разглаживали мысли и настраивали на то, что могла прислушиваться к себе и слышать окружающий мир.

Орк, напротив, размяк, не воспринимая ничего, кроме вина и мяса. Расслабился. Взгляд то и дело останавливался на груди Чини. Старался надолго не задерживать, но тело требовало своё, и вдруг осознал, что зря не сходил с Андреном на север. Мало кто из местных орчих в клане устояли бы перед воеводой.

Варта разговорилась с королём. Мир стал приветливым и лёгким. Вокруг плясали толстые танцовщицы, издавая причудливыми инструментами что-то похожее не музыку и песнопения.

— Жаль о настоящих песнях в этом лесу не слышали. — Поддаваясь внутренней интуиции и странному порыву, подскочила Чини и выхватила у ближайшего танцора длиннострунный инструмент.

За столом непроизвольно замерли. Тяжёлые взгляды должны были пригвоздить к полу, но гостья больше ни на кого не смотрела. Пальцы коснулись струн, настраивая инструмент. Никогда ранее не держала ничего подобного в руках, но сейчас пальцами, словно кто-то управлял. По долине покатилась прелестная мелодия, ласкающая слух и сердце. Не только разговоры смолкли за столом, но и всё движение вокруг прекратилось. Слова полились из самых потайных недр души, её самых отдалённых закоулков. Нежный голос подхватил мелодию:

Песнь вновь подхватила мелодия инструмента. На глаза навернулись слёзы. В груди потеплело и этот жар рвался наружу. Чини ощутила сиду, что могла повергнуть в прах любые армии. Сила, что покорит любые сердца.

Мир вокруг действительно умер. Перед закрытыми глазами мелькали совсем другие картины, нежели создавали солнце и безмятежный весенний день. Чини и слушатели видели в строках пламя и ветер, свободу и солнце, море и войны. Искали ответы и вопросы. Озарением накатила причудливая волна света и тепла. Бард прозрела грядущее и новые слова вновь низвергли уста:

Струна порвалась. Инструмент не выдержал испытание чувствами и напор неведомой силы. Музыканты хафлингов не высекали на нём ранее ничего подобного. Чини медленно, очень медленно подняла веки, возвращаясь в реальный мир из мира грёз.

Варта, орк, король, старуха и все подданные не могли молвить и слова. По щекам текли слёзы, про пир давно забыли. Орк протрезвел моментально, отодвигая вино. Новоявленный бард и сама ничего могла понять. Сидела без движения, боясь шелохнуться.

Первой подала голос старуха:

— Негоже посланнице богов сидеть за столом в звериных шкурах. Сын, подари ей ладную одежду. Пусть мастера и оружейники справят по стати и броню.

— Хорошо мама, только онп не воин. Зачем ей доспехи?, — возразил Толстоног.

— Она воин в гораздо большей степени, чем кто-либо из твоих воинов, — твёрдо закончила старуха.

Никто за столом не смог возразить. Неловко продолжилась трапеза. Слишком тихая и неестественная, чтобы называться пиром.

— Ну, хоть на одёжку заработала, и то польза, — буркнул невербально Чини и Варте Грок.

Чини опустила глаза, пытаясь понять, что с ней произошло. Голова была пуста. Ни одной мысли. Ничего. Но внутри так тепло.

— За короля Хафлингов, великого Толстонога и его мудрую мать!, — неловко подняла чару со сбитнем Чини.

Пир продолжился.

Над облаками.

Ветер вырывал из кожи последнее тепло, заставив сжаться, как котёнка в комочек. Словно сами холодные стальные когти пробирали до костей, превращая в сосульку. Это было похоже на медленную смерть. Мучительную и долгую. Минута за минутой. Мгновение за мгновением она приближалась. Но упорно не наступала. Кто говорил, что замерзать легко?

Молодой император Светлан, стиснув зубы и плотно сжав обветренные губы, с ужасом думал о князе. Андрен выше торса одежды не носил. И сейчас с ветром боролся один на один, сидя впереди подопечного.

«Как сюзерен терпит этот ужасный холод поднебесья? Или лучше наднебесья? Это насколько ж Конструктор грустил по сотворённому миру, если путь Его в небо такой холодный?» — Подумал Свелан.

На все вопросы отвечал свистящий в ушах ветер. Холод подгонял мыслительный процесс. Молодой император стучал зубами, но продолжал думать.

«Как Дракард додумался подняться в своём безумном полёте выше облаков? Почему не бережёт князя? На том даже простой кожаной шкуры нет. Окоченеет и свалится вниз, к этой далёкой земле. Сквозь облака, к далёкому-далёкому лесу, Морю, земле, горам. Что там ещё под брюхом дракона?»