Ив Престон - Поколение справедливости

Все свои девятнадцать лет я прожила день за днем и сейчас впервые сожалею об этом так сильно. Думая о том, каково это – быть Ускоренной, я порой даже радовалась, что оказалась слишком взрослой для программы. У меня остались обрывки воспоминаний о той, прежней жизни, и самое главное, самое ценное из них – мама; я могу вспомнить ее рядом со мной в научном центре, я могу вспомнить ее здесь, уже силентом…

Я могу вспомнить день, когда ее не стало.

Появись я на свет на пару лет позже, будь совсем младенцем, когда мы попали сюда, – меня бы поместили в Ожидание, потом отправили бы на Ускорение… И не было бы этих воспоминаний. Я могла и вовсе лишиться прошлого, – как те дети, ускоренные уже после Бунта малодушных, чьи личные файлы в своем большинстве повреждены.

Бунт малодушных случился на девятом году существования Свободного Арголиса, семь лет назад. Мне тогда было двенадцать. А были ли дети среди сбежавших малодушных? Голос, звучащий из динамиков в «комнате видеонаблюдения», явно принадлежит девушке не младше меня. Интересно, она из тех, кто сбежал во время Бунта, или же из числа перебежчиков, о которых говорил Кондор? Она Ускоренная? Или же…

Она может быть одной из Несовместимых. Если она не подвергалась Ускорению, то я ведь могу знать ее, по Школе… Может, мы вместе учились? Она увидела меня здесь, узнала и поэтому решила помочь?

– Кос, нужна твоя помощь! – Я вздрагиваю всем телом, когда чей-то возглас выдергивает меня из размышлений.

Скрежет отодвигаемого стула – Константин резко встает из-за рабочего стола. Слышу шум, но ничего не вижу: если раньше кровати пациентов отделялись от рабочего места Константина старинной резной ширмой, сквозь которую можно было что-то увидеть, то теперь на ее месте стоит тканевая ширма, высокая и даже не пропускающая свет. Я откидываюсь на подушке, сожалея, что ширма стоит слишком далеко для того, чтобы я могла дотянуться и отодвинуть ее.

– Ты в порядке? – Это голос Константина, и он… Он взволнован? Это на него не похоже. – Что случилось?

– Фаррух – идиот. Вот что случилось. – В резком, сердитом ответе я узнаю капрала Линкольн.

Ширму наконец-то отодвигают, и я могу видеть, как два капрала, облаченные в форму с нашивками помощников Справедливости, затаскивают в медблок носилки, на которых лежит…

Профайлер. Худой парень с седыми волосами, на котором почему-то надет визор.

Скрестив руки на груди, Линкольн наблюдает за тем, как капралы перекладывают профайлера с носилок на кровать и уходят, не произнеся ни слова. Я же смотрю на руку в неаккуратно засученном рукаве белого свитера, которая безвольно свешивается с кровати, почти касаясь пальцами пола. Ее бережно перехватывает за запястье одна из ассистенток Константина, которые вдвоем внезапно материализуются рядом с кроватью, – я даже не слышала, как они вошли.

– Он без браслета, – замечает ассистентка, вопросительно глядя на Константина, а я понимаю, что прежде не слышала ее голоса.

– Это произошло во время активации? – Обращаясь к Линкольн, Константин наклоняется над профайлером, защелкивая на его руке собственный браслет. Девушка качает головой с мрачным выражением лица.

– Уже после. Фаррух додумался перевозить его в одном лифте со свежим силентом. – Линкольн закатывает глаза, увидев явное непонимание на лице Константина. – Позавчера казнили малодушную. Что, опять все пропускаешь?

Все внутри меня замирает. Казнь. «Я спрятал твой секрет» – вот что сразу приходит мне на ум при этом слове, «я спрятал твой секрет» – и малодушный из Нулевого поколения, который знает жесты, что я использовала в работе с силентами; малодушный, который покончил с собой после того, как увидел меня в форме Корпуса в изоляторе Справедливости. Кого же казнили на этот раз? Услышав «малодушная», я в первую очередь думаю о своей собеседнице из «комнаты видеонаблюдения», которая молчит уже две недели, но тут же отметаю эту мысль. Ее не могли поймать. Она в другом бункере. Она молчит всего лишь потому, что не хочет со мной разговаривать.

– Много работы, – лаконично отвечает Константин, опуская взгляд в поднесенный ассистенткой планшет, где сейчас отображаются показатели, считываемые браслетом. – Так что там с Фаррухом?

– Фаррух решил, что если профайлер еще не пришел в себя после активации, то ему все равно, с кем ехать в лифте. Два гудка, электричество отключается, лифт застревает, мальчик приходит в себя, и вот… – Линкольн прерывисто вздыхает. – Боюсь даже представить, что он увидел.

– А что… – Голос звучит хрипло, и я прочищаю горло. – А что он мог увидеть? – спрашиваю с любопытством. – Я слышала, что профайлеры почти не воспринимают чувства силентов… разве это не так?

Линкольн и Константин обмениваются взглядами.

– Не воспринимают, – медленно говорит Линкольн, глядя на профайлера. – Но он столкнулся со свежим силентом. Малодушная… она пока еще помнит, как ее казнили, помнит, как становилась силентом. И мальчик прочувствовал каждую секунду ее казни на себе. И…

– Его способности были активированы, но он еще не успел пройти настройку, – заканчивает вместо нее Константин. – Он еще не различает реальность и воспоминания.

Я холодею, лишь на мгновение представив себе, что могла чувствовать малодушная во время казни. Страх. Осознание того, что сейчас потеряешь все, что делает тебя тем, кто ты есть, – а затем красный проциновый туман разъедает твою память и растворяет чувства. И для профайлера все повторяется снова и снова, а он даже не в силах осознать, что это в прошлом, что это произошло не с ним, с кем-то другим…

– Фарруху еще повезло, что после активации он не стал снимать с него ни визора, ни наушников, – замечает Линкольн. – Мальчик вдруг начал задыхаться, кашлять, будто дышит процином…

– И Фаррух догадался схватиться за планшет и отправить его в обморок, – нахмурившись, вновь договаривает за нее Константин. – Не самая лучшая идея. Слишком грубо. Наушники тоже все еще на нем? Сними их, – обращается доктор к своей ассистентке. – И визор тоже.

Я не могу сдержать пораженного выдоха, увидев лицо профайлера целиком. Он еще совсем ребенок, на вид ему и пятнадцати нет. Явно только-только после Ускорения.

– Снотворное из синего флакона, двойная доза, – негромко говорит Константин второй ассистентке, продолжая наблюдать за профайлером. – Проспит часов двадцать. Посмотрим, каким он будет, когда проснется. Кендра займется им.

Линкольн облегченно выдыхает.

– Позаботься о нем, ладно? – Она просительно смотрит на доктора. – А мне пора идти. Нужно устроить взбучку Фарруху.

– Не так быстро. – Константин останавливает ее жестом. – Сначала ты покажешь мне свою левую руку.