Ив Престон - Поколение справедливости

– Отведи их домой, – говорит Агата, и ее голос, ее взгляд наполняются ненавистью. – Отведи. Их. Домой, – с расстановкой говорит она еще раз.

По спине пробегает дрожь. Первые и последние слова, что я услышала от Гаспара… но при чем здесь… я оглядываюсь по сторонам. Она зацепилась не за меня, не за мои эмоции, а за кого-то еще… Да, при виде силентов я сразу же вспомнила Гаспара, но лишь самого Гаспара, не момент его смерти! Переводя взгляд на Агату, я замираю: если Константин увидел в Море хоть толику той страшной, всепоглощающей ярости, которая завладела девушкой, что сидит напротив, то я понимаю, почему он собрался избегать седовласых до конца своей жизни.

– Отведи их домой! – яростно восклицает Агата.

Она крепко хватает меня за предплечье, – и вспышка боли взрывает мою голову, заполняя ее шумом; шум становится все громче и громче, набирая силу; я сдаюсь, больше не в силах ему сопротивляться, больше не в силах удерживать себя в реальности, – и боль пропадает, как будто ее и не было. Перед глазами все темнеет, и сначала кажется, будто я ослепла, но затем на меня обрушивается поток ярких, громких образов. Их так много, и они сменяются так быстро, что я не в силах что-нибудь различить; затем вновь наступает темнота.

– Отведи их… – откуда-то издалека слышу я спокойный голос Агаты.

Прохладный бетон под щекой. Неудобная поза и невозможность пошевелиться. Тяжесть на правой руке.

Открывая глаза, я заранее знаю, что увижу.

Стеклянные глаза Берта. Лица Паулы и Клода, обращенные друг к другу. Окна, которых не бывает под землей.

Звук шагов позади меня.

– Кажется, приходит в себя. Не рановато ли?

Перекат в сторону. Удар в шею.

Бетон под щекой. Тяжесть на руке. Все сначала.

Но, открыв глаза, я больше не вижу Берта: на моей руке лежит молодая девушка, лицо которой залито кровью. Паула, Клод, Юн – вместо своих друзей в форме Корпуса я вижу каких-то других, незнакомых людей.

Свет, льющийся из окон, будто стал еще ярче.

Шаги.

– Кажется, приходит в себя. Не рановато ли? – вновь слышу я.

Перекатившись в сторону, я ударяю наклонившегося надо мной человека – и в то же время чувствую боль от этого удара.

Меня хватают за руки, и я же пячусь назад, хватаясь за горло. Это на меня насильно надевают дыхательную маску, заставляя дышать чем-то колючим, отчего в голове все вновь мутнеет, и, ослабев, я оседаю на пол; и в то же время это я выпрямляюсь, спрашивая хриплым, мужским голосом:

– Что это сейчас было? – Стягивая с себя верх от защитного костюма, я кашляю; удар был слабым, но горлу все равно досталось. – Почему он на меня напал?

Я говорю это – и слышу где-то наверху, над собой. Я будто… сразу в двух телах.

– Действие процина индивидуально, – раздается другой голос. Повернув голову, я вижу одетого в костюм-тройку седого невысокого мужчину, опирающегося на трость. – Слабому организму хватило бы и того, что можно получить по пути к Арголису, но лучше перестраховаться… Насколько большую дозу здесь распылили?

– Наконец-то вы здесь, доктор. – В моем голосе звучит раздражение. – Почему нам приходится выполнять вашу работу?

– Ох, – всплеснув руками, доктор качает головой, – почему же вы не поручили это доктору Амалии?

– Доктор Амалия здесь не для этого, – слышу я мелодичный голос, а затем вижу женщину в строгом синем платье.

– Где Бенедикт? – спрашиваю я. – Первая колонна машин выехала?

– Детей уже вывезли. – Небрежно переступая через лежащие тела, ко мне подходит Бенедикт, который держит в руке рацию. – Кондор с ними. Если убирать его, то приказ ребятам нужно отдать прямо сейчас, иначе колонна скоро выйдет из зоны досягаемости.

– Ты спятил?! – гневно восклицаю я, выхватывая рацию из рук Бенедикта. – Кондор нам нужен! То, что он оказался здесь, лишь играет нам на руку!

– А если он вас все же узнает? – Он тоже повышает голос.

– Я менял голос три раза. – Ухмыляясь, я потираю колючий подбородок. – Лицо и отпечатки – пять раз. Если Кайто, разговаривая со мной, даже не заподозрил, кто я , то Кондор и подавно не поймет.

– Он никогда не примет вашу сторону, – играя желваками, вслух замечает Бенедикт. – Ни за что. А эту, – кивком он указывает на Амалию, – он и на километр к себе не подпустит. Он не даст влезть в свою голову.

– Ошибаетесь, – Амалия мягко улыбается. – Я уже там. Но в случае с Кондором стороннее воздействие даже и не понадобится.

– О, так вы все-таки согласны с тем, что он – всего лишь тупой мужлан? – хмыкнув, интересуется Бенедикт, и Амалия переводит на него свой пристальный взгляд.

– Вы, Бенедикт, устроены гораздо проще, чем Кондор, – медленно говорит она. – Вы хотите лишь власти и готовы идти к ней любыми путями… даже таким. – Взмахом руки она обводит лежащих вповалку на полу просторного зала людей. – С Кондором все гораздо интереснее. – Она усмехается. – Его внутренний мир – бесконечный парадокс. Кондор – это человек, считающий, что годен лишь для войны, созданный войной и живущий ей; но при этом он продолжает мечтать о мире, даже зная, что в нем ему места не найдется. Если дать ему правильную цель, она заслонит собой все остальное. – Амалия поворачивается ко мне. – Он будет служить вашим интересам, даже не подозревая об этом.

– Нас это устраивает. – Я пристально смотрю на Бенедикта. – Не так ли? – с нажимом спрашиваю у него.

– Уберу, если начнет мешаться, – нехотя кивнув, заявляет он, обводя взглядом лежащие тела. – Все еще не понимаю, зачем нужно было губить процином почти всю рабочую силу?

– Она нам и не пригодится. – Я безразлично пожимаю плечом. – В бункерах есть все необходимое, а об остальном заботится Электо.

– Это мотивация для их детей, – вновь подает голос Амалия. – Когда говорят, что тебе нужно спасать свою семью, которая где-то там, далеко, в Арголисе, которого ты даже и не помнишь, – это одно; и совсем другое, когда тебе показывают твоего родственника и говорят, что для того, чтобы его вылечить, мы должны вернуться в Арголис.

– Значит, я хочу власти, – медленно начинает Бенедикт, – вы, господин Министр , хотите отомстить Арголису за создание устройства, уничтожившего вашу семью и ваш город… А что же движет вами, Амалия? – вдруг спрашивает он, поворачиваясь к женщине.

Амалия вновь улыбается.

– Мои мотивы еще проще, чем ваши. Я – всего лишь мать, которая пойдет на все, чтобы вылечить своего ребенка.

– Нам пора. – Я смотрю на часы. – Распыли еще одну дозу процина, – обращаюсь я к Бенедикту, глядя на лежащего на полу юношу, что ударил меня. С его куртки на меня злобно скалится гепард. – Когда они очнутся, – я поднимаю голову, – отведи их домой.

– …домой, – повторяет последнее слово спокойный голос Агаты, и меня рывком возвращает в собственное тело.