Валерий Большаков - Ракетчик звездной войны

Страшный удар пригнул душу, почти раздавил безысходностью – они остались совершенно одни, затерялись в безмерных далях!

Вне своей планеты, вне своего солнца, своего времени…

Промозглый холод отчаяния забрался Георгию под череп, полковник зажмурился и привалился к коробу ПРС. Стоп!

Он широко открыл глаза и задышал, умеряя сердцебиение.

Тихо, полковник, спокойнее… Ты не один, и никто из подчиненных тебе людей не должен услышать, как ты скулишь и нюнишь! Никто даже подумать не должен, что начгарнизона ослаб и поддался черной тоске! Ты за них в ответе, полковник. Не в то время прибыл? И государство, из коего ты отбыл, скорее всего, уже отсутствует на карте? Ну и что? Люди-то остались! И Переверзев, и Марк, и профессор. И Алла…

– Возвращаемся, – скомандовал Кузьмичев, – искать больше нечего. Горючее экономить надо.

– И патроны! – поддержал его Переверзев.

– И патроны…

БМД тронулась, развернулась и поехала по своим же следам.

* * *

В лесу у самой промоины – слышны были взревывавшие шумы моторов – «бээмдэшке» пришлось задержаться. Из рощи красных лохматых деревьев выбралась колоссальная животина, с трехэтажный дом величиной.

Ее горбатую спину покрывали костистые гребни, могучие ноги-тумбы глубоко зарывались в грунт, выворачивая кустарник. Голова повернулась, шаровидные глаза на толстеньких стебельках закачались, обозревая возможного противника, и разверзлась пасть-кошелек, размерами равная воротам гаража. Хриплый басистый рев огласил окрестности. БМД почтительно остановилась.

«Чудище обло, озорно и лаяй» удовлетворилось произведенным эффектом и побрело дальше, оставляя по себе просеку-продавку-прогребку.

– Ух ты! – оценил зверюгу Марк, выглядывая из кормового люка. – Годзилла… Нет, давайте лучше назовем его годзиллоидом! Слушайте, товарищи, а мы ж еще не назвали саму планету! Предлагаю… Э-э… Вот есть у нас Юпитер с Марсом, а давайте этой дадим имя Перуна? В нашу честь. Все ж таки бог войны!

– Перун был громовержцем, – улыбнулся Кузьмичев. – А бога войны наши предки звали Воданом. Викинги говорили – Один.

– Водан – лучше звучит! – согласился Марк. – Кто за?

Все, сидевшие на БМП, подняли руки с автоматами. Лязгнул люк, наружу выглянул Джафар с поднятой рукой.

– Я тоже за! – высказался он.

– За рычаги, живо! – шуганул его Переверзев, и механик-водитель просыпался на место.

БМД выехала на обрыв. Промоина открылась вся, занятая по центру базой – балками, соединенными в неровный квадрат, разорванный только в одном месте. Внутри четырехугольника в ряд стояли платформы с ящиками и бочками, а снаружи фыркали четыре БМД. Дно промоины все было изрыто гусеницами.

– Сколько горючки сжег, вонь рейтузная… – проворчал Шматко.

– Да при чем тут горючка! – поднял голос Переверзев. – Какой вообще дурак ставит лагерь на низменности? Вон, их же отсюда перестрелять всех – нечего делать!

– Ну, какой дурак – это ясно… – хихикнул Шматко.

– А если дождь пойдет? – встрял рядовой Саксин. – Тут же зальет все!

– Цыц, солобон! – весело прижучил его Шматко. – Шо делать будем, товарищ полковник? Как держаться?

Голос его стал серьезен – Шматко уловил перемену политического момента.

– Вот что, – сказал Кузьмичев. – Все мы давали присягу, и никто от нее нас не освобождал. Но! Народ тут – это мы, это вон те – и-тэ-эр с мэ-нэ-эсами [12] ИТР – инженерно-технические работники. МНС – младшие научные сотрудники.

. Нас мало, но мы в тельняшках. Следить за порядком – вот наша задача! Баб охранять и гражданских – тут есть, от кого. Вот и все…

– Значить, – заключил Переверзев, – мы будем слушать вашу команду, товарищ полковник. Как скажете, так и будем делать!

– Тогда вперед.

БМД съехала по насыпи вниз и остановилась рядом с четырьмя однотипными машинами. От балков побежали люди.

Кузьмичев узнал Аллу, ее подружку Наташу Мальцеву, биологиню, доктора Ханина. Ни Лядов, ни Луценко не показывались.

– Ну, что? – спросила Наташа, отпыхиваясь. – Нашли?

– Нашли… – криво усмехнулся Георгий. Он поднялся на ноги.

Народ прибывал – почти все уже стояли и топтались вокруг БМД. Даже комендант с помполитом приблизились. Кузьмичев поглядел на Воронина – тот вздохнул и покачал головой.

– Значит, так, – громко, командирским голосом сказал полковник. – Все грузы пришли в полную негодность. Почему? Потому что нас поторопили с запуском. Потому что легенные ускорения сделали свое черное дело. Сбросили нас, товарищи, в восемьдесят втором, а сейчас… Ну, примерно две тысячи двухсотый год! Или двести двадцатый – точно неизвестно. Так что на дворе, товарищи, двадцать третий век!

– Это провокация! – заорал Луценко. – Это происки!

– Если и происки, то ваши! – взорвался Воронин. Ученый был страшен. – Говорил я вам – подождать?! Говорил?! Что вы мне ответили, хрущевский выкормыш?! «Народ нас не поймет!» А вот теперь и отчитайтесь перед народом! Вы нас лишили родины! Даже если сюда прилетят наши потомки на звездолетах и вернут на Землю, то никого из родных и близких мы уже не застанем – все они умерли еще двести лет назад! Даже мой маленький внук!

– Молчать! – взревел Лядов и стал рвать пистолет из кобуры.

Кузьмичев поднял «калашников» дулом вверх и дал короткую очередь.

– Предлагаю – ша! – гаркнул Марк Виштальский, поигрывая «макаровым».

Ропот в толпе пошел на убыль. Отто Янович, бледный и растерянный, развел руки в стороны, подальше от кобуры.

– Вы за это ответите! – прохрипел Луценко, с ненавистью глядя на Георгия.

– Все ответим, – усмехнулся полковник и опустил автомат.

База на планете Водан, маленький слепок советского общества, подчинялась всем законам психологии и неписаным правилам человеческого общежития. На базе царили раздор и шатание.

Пятьдесят шесть человек, мужчин и женщин, молодых и не очень, ученых, инженеров, солдат, руководящих работников – всех их объединяла тоска по родине плюс инстинктивный позыв быть как все. Но людям мало просто объединиться в стадо – им еще надо выбрать вожака, чтобы признать его и пойти за ним. А за кем?

Больше половины продолжали держаться Луценко – коммунисты блюли партийную дисциплину, малодушных пугали неприятности, символом которых выступал Лядов. Другие склонялись на сторону Кузьмичева и его друзей. Доктор Ханин демонстративно не примыкал ни к тем, ни к другим и очень гордился своим свободомыслием. А кое-кто наивно полагал, что легенные помехи – это все выдумки или ошибка Воронина.

И вот они раз за разом задирали головы то к лиловому, то к бурому, то к белесому небу, ожидая, что вот-вот развернется спираль гиперканала и посыпятся оттуда бочки с дизтопливом и реакторы, детали – Д-установки и строительные краны…