Андрей Стригин - Химеры [полный вариант]

— Да-да, — соглашается Семён, однако шов разошёлся, — он достаёт хирургический инструмент, раскладывает скальпели, кривые иглы, готовит нитки из жил, затем снимает с полки пол-литровую банку, на которой ещё сохранилась этикетка ещё с той, прошлой жизни — консервированные кабачки, взбалтывает содержимое.

— Что там? — интересуюсь я.

— Обезболивающий отвар на основе дурмана.

— Однако, — хотел возмутиться я, но Семён уже промокает рану чистой тряпкой, смоченной в этой чудовищной смеси, почти сразу боль как бы немеет, затем растворяется, — однако, — теперь в иной тональности произношу я.

Семён ловко отсекает скальпелем рваные края и я совсем не чувствую боли, но Лада морщится, словно это её оперируют, но не уходит, предпочитает лично ассистировать. Скоро он виртуозно сшивает тонкими жилами обработанную рану, накладывает повязку с какой-то ароматной мазью: — Вот и всё, Никита Васильевич, постарайтесь хотя бы с неделю не поднимать тяжести, — несколько обречённо произносит мой друг, он уже прекрасно изучил меня.

— Да-да, конечно, — соглашаюсь я, и уже обдумываю на завтра свой поход к Разлому.

Бок словно заморожен, а в голове возникают фантастические картинки — побочное действие адской анестезии на основе дурмана. Изобретатель Семён, постоянно сталкиваясь с болью своих подопечных, устав за них переживать, с бесцеремонностью разгрёб свои далёкие воспоминания о лечебных травах и изобрёл нечто дикое, но, действительно снимающее боль. Честь и хвала ему, но я уже который раз прогоняю рукой, возникающие перед внутренним взором, мерзкие, ухмыляющиеся рожи. Семён предупреждал меня о побочных действиях своей анестезии и, даже хотел, чтобы я с часик понежился у него на постилке, рядом с раненым лисёнком, но дела зовут. Я откланялся и вот, моя ненаглядная Лада, периодически испуганно вскрикивает, когда я с рычание отгоняю очередную морду.

Мы входим в город, идём по оживленным улицам, гремят самодельные повозки, кто-то меня узнаёт, а кто нет, и с безразличием проходит мимо, кто откровенно шарахается в сторону. Лада утверждает, что у меня лицо, несколько необычное, глаза как у наркомана и блуждающая улыбка на губах — в этом состоянии я совсем не похож на Великого князя.

Лада доводит меня до дома, присаживаюсь на скамейке, постепенно прихожу в себя, остатки анестезии тихо испаряются, и я начинаю вновь нормально ощущать реальность. День неумолимо скатывается к ночи, но Аскольда нет, впрочем, я допускаю, что пещера не просто большая — огромная, иначе не развилась бы в ней жизнь, за один день её не пройти. Мой друг взял провизии на три дня и, вроде, время ещё есть, но переживания за него совсем меня изводят, а тут Яна с дочкой пожаловала в гости, справляется о моём здоровье, хвалит моё бесстрашие, а глаза требовательные и проницательные. Некоторое время она разговаривает с моей женой, пользуясь моментом, отдыхаю, но вот она подсаживается рядом и, как бы, между прочим, спрашивает: — Никита, куда моего мужа послал, уже вечер, а его всё нет?

— Он в командировке, — я старательно отвожу взгляд от её цепких глаз.

— Я видела, он с отрядом вооруженных до зубов людей, к пещере пошёл. Они что, к лагерю Вилена Ждановича направились?

— А он тебе сам ничего не сказал? — осторожно спрашиваю я.

— Отшутился, сказал, какую-то вазу будет искать, а со стены тяжёлый лук снял, он его редко берёт, чаще свой лёгкий блочный, а ещё топор, нож и жменю обсидиановых осколков. Зачем ему весь этот арсенал, с ним же целый отряд вооружённых людей? Признавайся, Никита, что за командировка у моего мужа? — как бы в шутку требует она.

— Пристала, давно привыкнуть должна к работе мужа, — возмутился я.

— И всё же скажи, а то ночь не буду спать, мерещится мне всякое, что-то под сердцем скребёт, боюсь я за него, как бы Светочка без отца не осталась.

— Типун тебе на язык! — я даже поднялся с места. — Яна, пустые страхи, ты же знаешь Аскольда, напрасно рисковать он не будет.

— Тогда скажи, куда он пошёл, или это секрет?

— Почему секрет, — пожимаю плечами я, — он спустился в те подземные ходы, которые между водопадом и выходом к нашему городу.

— И всего то? — Яна округляет в удивлении глаза. — Но зачем брать с собой столько оружия?

— Ну… на всякий случай, — облегчённо выдыхаю воздух я.

— Что-то ты темнишь, — не верит женщина.

— Истинная, правда — он в пещерах.

— Славу богу, — вздыхает Яна.

Я криво улыбаюсь, меня совсем не радует, что успокоил её таким образом, сам же не нахожу места от переживаний, дурман в голове полностью рассеялся.

— А я слышала от мальчиков, — совсем некстати произносит Светочка, — в той пещере кто-то живёт.

— Подслушивала? — возмущаюсь я.

— Совершенно случайно, дядя Никита, простите меня, вы так громко говорили, и мне стало интересно, — лепечет девочка.

— В те пещеры ходить нельзя! Как только твой папа вернётся, мы их замуруем!

— Значит, там что-то есть, — задумчиво произносит Яна.

— Не парься, подруга, — обнимает её Лада, — о твоём Аскольде легенды ходят, думаю, скоро он будет с нами.

— Я дал им срок три дня, — уточняю я.

— Даже так, — мрачнеет Яна. — Ладно, будем его ждать, хорошо хоть ты здесь.

— Завтра к Разлому ухожу, — будничным тоном говорю я.

— Тебе нельзя… шов ещё свежий и кровь на повязке, — всполошилась Лада и за поддержкой смотрит на Яну.

— Мужики, что и говорить, ребячество кое-где играет.

— Зачем вам идти к Разлому? — напирает на меня Лада.

— Хорошо, не стану вас водить вокруг да около, я познакомлю с нашей ситуацией, и вы поймёте, почему мы… гм… выпали из своего времени и переместились в прошлое, я считаю, настало время, и народу узнать о нашей миссии, — решительно произношу я.

— Какой миссии? — с беспокойством спрашивает Лада. — Это на тебя ещё наркоз действует.

— А ведь точно, я часто думала, с какой радости нас швырнули к первобытным хищникам, где-то должно быть логическое объяснение. Так ты всё знаешь? — с интересом спрашивает Яна.

— Не всё, но основное, — киваю я. — Кстати, эти ранения я получил не от людей Вилена Ждановича.

— От кого же? — всполошилась Лада.

— Я был в нашем будущем, оно ужасно…

— Ты возвращался назад?! — у Лады от восторга загораются глаза.

— Оно ужасно, — повторяю я.

— Ты не шутишь, ты проник в наше время? — всполошилась Яна, в её глазах я не замечаю откровенной радости.

— В Крыму идёт война, это плато бомбят ракетами и выжигают напалмом, посёлок Качу забросали вакуумными бомбами.

— Кто это делает, неужели американцы? — цепенеет Лада.

— Они исполнители воли тех, кто сейчас копошатся в Разломе. Те твари, в будущем, найдут способы перевоплощаться в людей и внедрятся в правительственные структуры — им нужно уничтожить всё живое, чтобы заселить Землю.