Алексей Доронин - Метро 2033: Логово

– Там трупы? – спросил полковник. Малютин сел на голый пол, прислонившись к стене. Лицо полковника было бледно-зеленым, словно он тяжело отравился. Как будто это ему довелось все там увидеть.

– Да, – ответил Малютин. – Частично съеденные. В разных стадиях разложения. Обычные люди и животные. Чертовски странные животные. Но у меня особо не было времени на изучение этой кунсткамеры. Вы наверно поняли, почему.

Своего лица Николай, конечно, видеть не мог, но чувствовал себя терпимо. Наверное, сказались несколько дней практики в морге. Разве что голова немного кружилась. Коридор был длиной метров сто, и все это время он дышал только ртом. Хотя запах все равно воспринимался мозгом как густой ядовитый смрадный туман.

– Это их холодильник. Там, впереди, похоже, не задраены заслонки, потому что холодно зверски, и ощущается сильный сквозняк. Но это не мешает телам портиться. А еще там лежит тело одного из них. И они уже начали хоронить его… по-своему.

– Хватит!

Полковника передернуло. Малютин не мог не испытать легкого злорадства, хотя считал Бунчука не таким уж плохим мужиком.

– А выход? Выход там есть?

– Увы, – развел руками ученый. – В конце коридора, где должна быть лестница, – все закупорено землей. Дует только из нескольких отверстий, куда и кошка не пролезет. Но это не похоже на завал от ударной волны или подвижек грунта. Земля рыхлая и мягкая. С листьями и перегноем. Ее накидали совсем недавно. Наши друзья. Или они решили похоронить нас заживо, или просто выжидают, чтоб сцапать мышку в мышеловке. А где майор? Я и его хотел порадовать.

Оказалось, что Токарев с Воробьевым пошли проверить последнее – вроде бы – место в убежище, где они еще не бывали, – санитарно-бытовой отсек. Словно майор стремился загладить свою вину за то, что не завершил этот осмотр вчера.

Вернулись они с перекошенными лицами и долго молчали. А заговорили, только выкурив по одной из неизвестно как припасенных полковником сигарет.

– Что там? А ну говори, Рома! – в пятый раз повторил Бунчук. На лице его было написано желание услышать хоть что-нибудь ободряющее. Например, что там нашлись спрятанные коробки с продуктами. Или что нашелся замаскированный выход. Хотя это было маловероятно.

Но майор явно видел что-то другое.

– Просто закройте… и не ходите. Поверьте мне.

Старший сержант тоже ничего не сказал. Но лицо его было красноречивее любых слов. Он, как говорили, еще будучи срочником, успел на Северном Кавказе повоевать. А теперь не мог найти слов для описания того, что увидел.

– Не надо туда ходить, – наконец, проговорил он. – Если хотите дальше спокойно жить.

Лицо его было серым даже в свете догорающего файера. Вскоре зажгли новый – этот видимо отсырел, поэтому горел тускло и неровно.

Больше из них ни слова не вытянули.

Но вряд ли там было что-то хорошее.

Внезапно раздавшийся стук заставил их всех дернуться, а некоторых и подпрыгнуть. Вслед за этим донесся слабый приглушенный крик. Будто кто-то звал их.

Все взгляды устремились на эвакуационный туннель, между тем звук явно донесся с противоположной стороны. Там, откуда только что пришел Токарев.

Странный шум раздался снова. И голос. Теперь уже точно голос, а не просто нечленораздельный крик.

Почему-то это вызвало еще большую панику. Прошло несколько минут, прежде чем бойцы образовали неровный полукруг, направив автоматы кто на нары, кто на туннель запасного выхода. Но большинство – на черный проем двери санитарно-бытового отсека. Потому что звуки, похоже, раздавались именно с той стороны.

Еще один удар. Кто-то из бойцов вскрикнул. Малютин понял, что от всеобщей паники их отделяет только один шаг. Впрочем, солдат быстро взял себя в руки. И лишь боязливо косился на товарищей: заметили или нет? Но никто его не высмеивал.

Лязгнул чей-то автомат, выскользнувший из рук и упавший на цементный пол. Прошла пара секунд, прежде чем боец подобрал свое оружие.

Не сговариваясь, Токарев, Малютин и полковник двинулись вперед.

В юго-восточном углу большого зала они увидели железную дверцу. Подсобка. Не отмеченная на плане. Дверь была заперта на засов. Малютин его отодвинул.

– Здесь люди. Живые! – закричал он.

Связанные скользкими веревками, на полу крохотной комнатушки лежали двое мужчин и женщина.

Один из мужчин – тот, что постарше, – не шевелился. Другой был жив, но смотрел затравленно, исподлобья, и странно дергался всем телом, покачивая головой из стороны в сторону.

– Вы откуда? – обратился полковник к женщине.

Похоже, именно ее крики они слышали. И это она стучала по трубе куском арматуры, который судорожно сжимала в руке. Как будто у нее были бы какие-то шансы, окажись здесь их «знакомые».

– Из Пушкино. На подземной парковке жили…

– Что с твоими товарищами?

– Отец… – Она перевела взгляд на того, который лежал неподвижно. – Он еще вчера умер. А Лёша. Брат, – она кивнула в сторону того, что дергался. – Он, по-моему, с ума сошел.

Именно так, без лишних эвфемизмов она сказала.

«В наше время мы привыкли называть вещи своими именами».

– Все хорошо. Вы в безопасности. – Бунчук не уточнил, что сами не знают, как отсюда выбраться.

Пленников освободили от веревок и помогли подняться, потом под руки вывели из грязной подсобки. Тело мертвеца оставили, накрыв куском брезента.

Николаю, который помог женщине перешагнуть высокий порожек, показалось, что ее было бы правильнее назвать девушкой. Он подал ей чистую тряпицу и показал, где в баке убежища оставалась вода, которую они нашли и проверили радиометром совсем недавно. Девушка посмотрела – как ему показалось – с благодарностью, но это могло быть и простое облегчение после пережитого кошмара, когда будешь рад кому угодно.

Если мужчина – Алексей – судя по всему, был его ровесник, то она – Мария, Маша – явно была из родившихся незадолго до Катастрофы. Ей было лет двадцать пять, а может и двадцать. У нее было круглое лицо с правильными соразмерными чертами, темные волосы, серые живые глаза, в которых прятался страх маленькой мышки. Стандарты красоты в их время предельно упростились, и в них укладывались все женщины, у которых не было лишних органов или конечностей, а кожа не была покрыта жабьими бородавками или еще чем похуже. Поэтому Маша казалась очень милой…

Между тем у него из головы всё не шли те рисунки на стене.

«Неужели они держали в плену еще и детей?» – подумал Малютин, но сразу же отмел эту мысль как бредовую. И догадался, что на самом деле все гораздо страшнее.

«Они сами могли… Они сами были… до того, как стали… совсем такими».

Тогда все вставало на свои места. Это были рисунки тех, кто по всем признакам должны были быть неразумными животными. Но им хватало ума использовать подручные предметы как таран и чертить на стенах им одним ведомые знаки. Рисунки были сделаны до того, как их разум окончательно погрузился в пучину дикости.