Александр Руджа - Не чужие [СИ]

— Я бы назвал его последним оплотом Советов, Джон. Последним бастионом коммунизма, если хочешь. Мораль. Нравственность. Сила духа. Про русских можно сказать много плохого — и многое будет справедливым, но полагаю, нельзя обвинить их в малодушии, трусости или пренебрежении долгом. Они угрюмы, упрямы и не идут на компромиссы, это так — но нет ли в этом и положительной, вдохновляющей черты? Их мораль архаична и потому устойчива к внешним воздействиям. Да, пусть они атеисты, безбожники — да хоть чертовы язычники — но если это помогает им противостоять, и успешно противостоять проклятым тряпкам, эта мораль заслуживает уважения. Стойкость. Несгибаемость. Верность долгу. Способность поступать так, как считаешь правильным, несмотря ни на что. Как мне кажется, в ряде аспектов нам следовало бы у них поучиться.

В спальню ввалилась мрачная Ульяна, держа в руках початый рулон туалетной бумаги. Развевающийся сероватый шлейф делал ее похожей на знаменосца, принесшего заспанному командиру весть о сдаче ключевой крепости. Девчонка с размаху плюхнулась на кровать пластиковым манекеном, не сделав больше ни одного движения.

— Любопытная теория, Ларри, — сказал в телевизоре Кинг. Его голос вроде бы чуточку изменился. — А теперь мы можем перейти к обсуждению более интересных материй, чтобы аудитория, ввергнутая в сон твоим тонким психотерапевтическим анализом, немного пробудилась и поаплодировала.

Оживленные аплодисменты в студии.

— Следует заметить, что каждый сеанс психотерапии — это серия выборов путей на развилках без дорожных знаков, — сказал Акерман.

— А психиатрия всегда являлась сложной вещью, о чем могли рассказать все, но не всегда верно, — добавил Кинг.

— В действительности это было ещё и страшно.

— Очень страшно.

— А с развитием психофизики стало совершенно невыносимо.

— Хотя процент исцеления больных и взлетел до небес. Иссушенные, валящиеся с ног после единения сознания психиатры ломили несусветные цены, и в конце это окупилось — родились нейрокомпьютеры, использующие принципы голографии, а потому единение сознания стало случаем действительно редким, потому как компьютер являлся и изолятором ЦНС, и проводником тока, и модулятором изображения.

— Таким образом, современная психиатрия стала вполне прикладной и доступной для широких слоёв населения.

— С которой можно весело и относительно дешево поиграть, как с новой игрушкой с радиоуправлением, вроде этих новых кошмарных лодок и вертолетов, правда, Ларри?

— Конечно, правда, Джон. А нам с этими дебилами потом приходится работать. И я не всегда имею в виду психов: гораздо больше людей не хочет покидать голографическую симуляцию сознания, отрекаясь от реального мира в пользу воображаемого.

— Слушай, — каким-то образом мой шепот перекрыл глупое телевизионное бормотание. А может, я умудрился задремать на несколько минут — уж очень странные вещи говорили парни на экране. — Ульян!

Мелкая, лежащая на соседней койке, конечно, еще не спала и немедленно растопырила синие глазищи.

— А? Чего тебе, отстающий?

— Вопрос имеется. Ты же со всеми девчонками вроде общалась, наверное, выяснила, кто там есть кто?

Хитрые синие глаза прищурились.

— Может, и выяснила, тебе-то что? Если б ты не сидел в углу обморочным сычом, тоже мог бы пообщаться, да и узнать разное. Что у тебя с ногой, кстати?

— С велосипеда неудачно упал. А насчет выяснения… не у всех, понимаешь, такие дедуктивные способности, как у тебя — ты, фактически, Джеймс Бонд и майор Пронин в одном лице, смекаешь?

Если бы мы жили внутри шоу Акермана и Кинга, сейчас непременно прозвучал бы закадровый смех. Ульяна важно покивала.

— А ты думал? Поживешь с мое, еще не то научишься узнавать!

— Вот Славя, скажем… Наливаныч обронил, что ее из десантников к нам перевели… неужели только по ранению?

— Не, там другое что-то, — поморщилась Ульяна. — Она про это не говорит совсем, только ляпнула как-то, что долго проходила психологическую реабилитацию, по спецкурсу. После обычного ранения на такое не направляют, зуб даю. Да и к нам ее перевели не просто так. Шибко секретная девушка.

— А Алиса-то, рыжая, что? Странная она, нет?

— Тебе лучше знать, вы же с ней знакомы, как я понимаю, — Ульяна посмотрела со значением. — Может, даже довольно близко? Я бы не удивилась, у нее всегда было с головой не очень.

— Вчера случайно пересеклись в парке, — ни словом не соврал я. — Шапочно знакомы, можно сказать… Погоди, что значит «всегда с головой не очень», ты ее тоже знаешь?

— Есть такое дело, — Ульяна хмыкнула. — Точнее, знала раньше. В одной школе учились.

— Серьезно?

— Ну. Она в восьмом классе, я в пятом. Только это два года назад было, мирное время, все такое.

— А потом?

— Потом школу разбомбили, куда Алиску перевели, понятия не имею, а я так… в беспризорницы подалась.

— Врешь!

— Чего это?

— У нас в стране нет беспризорников с… тридцать второго года, что ли, — напряг я память.

— Ну, тогда можешь смело считать, что меня нет, — хихикнула Ульянка. — Я тебе снюсь.

— Эх, если бы, мелкая. Так что там с Алисой?

— Тили-тили-тесто… — противным голоском пропищала Ульяна. — Ну, она нормальная, на самом деле, только немного задроченная. Выглядит сукой, но это она специально, чтобы отсеивать всяких хилых придурков… Правда, информация могла устареть — нынешнее время очень сильно людей меняет, сам понимаешь. И рука у нее тогда была, если ты об этом. Протез — это уже недавнее приобретение. Или потеря, как посмотреть. Я сама офигела, если честно.

Я немного подумал.

— Ульян, еще вопрос.

— А?

— Я или тупой, или переутомился. А разве палаты не должны быть раздельными? Девочки к девочкам, мальчики к мальчикам? Нам же не по пять лет, в конце концов.

— По-моему, ты и то, и другое, — решила Ульяна. — Утомленный дурак. Думаешь, что это?

— Что?

— Способ «небоевого скрещивания», или как там это у них называется. Вот переспишь ты со Славей, скажем…

— Еще чего!

— Ну, с Алисой… Гормоны у тебя в крови прыгнут до небес, мозг отключится, и будешь ты о ней заботиться изо всех сил, прикрывать в бою, наизнанку выворачиваться, и все такое. На переломанных своих ногах марафонский кросс пробежишь, если припрет. Со временем у нашего так называемого «командования» полный швах, как я понимаю, поэтому и используют все, что могут. Нам и правда ведь не пять лет. И даже не десять. Вот и создают тебе… соответствующие условия.

— Не дождутся, — сообщил я в потолок, освещаемый бликами засыпанного телевизионным «снегом» экрана. — Последний бастион коммунизма еще сражается.

Примечание к части

*Из «Тараса Бульбы» Н.Гоголя.