Александр Руджа - Не чужие [СИ]

Запирали нас в специнте Корпуса не раз, поодиночке и всех вместе, гоняли на виртуальных тренажерах до седьмого пота, пока не поставили в конце концов вердикт «ограниченно годны». С тех пор и занимаемся тем, чем занимаемся, оставаясь предметом добрых, практически семейных подколок со стороны руководства и технического персонала. Я привык, собственно говоря — жить, даже так, все равно куда лучше, чем работать донором органов для раненых десантников. Хотя даже донор по нынешним временам — выигрышный билет по сравнению с наспех вырытой бульдозером траншеей, куда отправились «хирургические отходы», не нужные больше стране.

Перед тупым рылом автобуса выросла серо-черная громада зенитного комплекса. Все не новое, все порядком обветшавшее и едва-едва поддерживаемое в рабочем состоянии — между могучих бетонных блоков виднелась крошащаяся кирпичная кладка, стальные перекрытия были сплошь покрыты ржавыми потеками и пятнами плесени и мха. Неработающие фонарные столбы впивались в медленно светлеющее небо как когти неизвестного зверя. Задние двери автобуса резво открылись, носилки вытащили дюжие молодцы из внутренней охраны.

— Ну что, окорочка, покрошите упырей? — с ухмылкой поинтересовался один, ловко переставляя наши носилки на направляющие рельсы, уходящие в темную безлампочную глубину операторской шахты. Загрузка пилотов в комплекс была утилитарна по максимуму, кажется, даже посылки в трубах пневмопочты путешествовали с большим комфортом. — Скорее бы уже началось, без вас скучно.

Я уже говорил, кажется, что «консервы» — далеко не худшее прозвище, которым нас наградили изобретательные воины.

— Отлезь, гнида, — вяло процитировала Ульянка. Она была пристегнута к каталке автозажимами, а не то парню бы не поздоровилось. Он, впрочем, это отлично знал, поэтому отвесил девчонке звонкий щелбан, прежде чем нажать кнопку старта и со скрипом захлопнуть дверцы шахты.

Комплекс вообще-то здоровенный, по большей части находящийся под землей, но наша часть в ней — верхняя, выглядящая как пирамида развития человеческой цивилизации в школьных учебниках истории. Нижнюю часть защищали спаренные стволы древних ЗУ-23 и «Шилок», в средней секции безраздельно властвовали угрюмые стволы тридцатимиллиметровых автоматических пушек, а верхнюю надстройку прикрывали хищно вращающиеся башни стационарных ЗРПК наземного базирования. В самом центре стояло еще трофейное штурмовое орудие, но в целях секретности его обычно убирали внутрь.

И весь этот здоровенный комплекс, точнее, его боевая часть, управлялся усилиями шестерых наспех обученных калек-идиотов — нас. Десятки стволов, спарок, управляемых и неуправляемых ракет, спроектированных и изготовленных полвека назад и расположенных на восьми тысячах квадратных метров — все это могло начать плеваться огнем, сталью и свинцом буквально по мановению пальца. Как все это было сделано технически, я не знаю, но подозреваю, что конструкторские бюро военной промышленности СССР могли бы сконструировать даже машину времени из элементной базы шестидесятых годов, если бы перед ними поставили такую задачу.

Плотный поток воздуха, толкающий в макушку, внезапно утих, каталка, до этого с легким скрипом скользившая по направляющим, стукнулась о стопор, расплескивая вокруг себя клубы пыли, и перестала подрагивать. Зажегся мутноватый желтый свет. Так, это мы уже прибыли на место — боевой модуль закрывал капсулу управления непрозрачным броневым колпаком, перемигивался лампочками, шуршал дисками твердотельных накопителей и поскрипывал старыми тумблерами. Исцарапанные ламповые пульты, изношенные в хлам рычаги управления — все модернизировалось и подсоединялось в страшной спешке, и даже традиционное выражение «сделано из палок и говна» тут не подходило, потому что у строителей, по большому счету, не было даже палок. Но пока все вроде бы работало штатно.

— Блок-1, это штаб, как слышно? — из правого наушника раздавался скрежет помех, и я подкрутил верньер.

— Штаб, это Блок-1, слышу удовлетворительно.

— Блок-1, даю разрешение на ввод ключей активации боевой части комплекса. Матка выпускает штурмовики, пока что чуть больше двух сотен.

Я воткнул металлическую перфокарту в соответствующее гнездо на пульте, зная, что девчонки в этот же момент сделали то же самое. Пульт что-то неразборчиво хрюкнул и замигал зелененьким — код принят, боезапас загружен. Да здравствуют технологии пятидесятых годов на службе прогрессивного человечества!

А двести штурмовиков — это, между тем, немало. Даже если орбитальные силы сдерживания уполовинят количество, тряпки успеют нанести солидные потери. Наш комплекс справится хорошо если с полусотней упырей, остальные укрепрайоны покажут аналогичные, а может, и худшие результаты. Значит, бойня все-таки будет — пока неповоротливые «Оспреи», переданные по ленд-лизу союзниками, подтянут мобильный десант, пока Ставка переместит сюда свой резерв ВВС…

Заводы жалко. Людей — не так уж сильно. Я слишком хорошо их знаю.

— Штаб, куда идет основной клин?

— Блок-1, пока никуда, они ждут.

— Не понял вас, штаб.

— Блок-1, повторяю, они ждут. Такого раньше не было, но… ах ты, в бога душу мать!

— Повторите передачу, штаб. Какую-какую мать?

— К ним подходит вторая партия. Вторая партия, Блок-1, это еще порядка двухсот пятидесяти штурмовиков. Общее количество — примерно пятьсот, повторяю, пятьсот целей.

— Охренеть, штаб.

— Согласен полностью, парень. Думаю, я сразу объявлю конкурс на вакантную должность боевого экипажа Блока-1, вам там по-любому кранты.

— А не пошел бы ты на хрен, штаб?

— Достойные последние слова, лейтенант. Конец связи.

— Ну, а что, прикольно даже, — среагировала Алиса по радио на наш бодрый обмен. — Это есть наш последний и решительный бой, а? Наверху и меня, и тебя уже оперативно списали в утиль. Не верят в наши боевые возможности, сволочи материалистические.

— Паршиво, — прошептала Лена. Эмоции у нее все еще не получались как следует, но сам факт участия в разговоре говорил, что ситуация задела и ее. — А так все… хорошо шло.

— Мне тоже нравилось, — поддержала разговор Алиса. Голос в шлемофоне плыл и смазывался, но было ощущение, что девушка ухмыляется. — Компания приятная, работа интересная… черт, вот только с Сашкой так и не успела потрахаться. Саш, посмотри там на себя сейчас критически и скажи — много я потеряла или как?

Я посмотрел.

— Думаю, за возможность потрогать меня Маша Калинина выцарапала бы глаза Барбаре Паласиос, вот только тебе-то что за печаль? *** Как там в детской считалочке говорят: кто с водкой дружен, тому известный орган не нужен. Ты же каждый вечер в говно, какие с тобой высокие отношения?