Александр Руджа - Говоруны [СИ]

Еще выстрел из револьвера, кажется, более тихий — уши не выдерживали нагрузки. Вспышка света осветила что-то мокрое, темное, тянущееся когтями к одному из четверки.

Очередной пучок сиреневых молний. Уши разорвал пронзительный крик, в котором не было ничего человеческого.

Под пальцами, одетыми в мерцающие тусклым светом перчатки, крошился бетон и, кажется, чья-то шея.

Еще револьверный выстрел — может быть, пятый, но не исключено, что и шестой или седьмой. В такой сутолоке трудно вести точный счет.

Свистнул брошенный нож. «Потерялся», — громко вздохнул Бад.

Последний, выдыхающийся всплеск молний-щупалец.

Тишина.

Капала вода где-то рядом. А может, и не вода вовсе.

— Все живы? — поинтересовался Бад.

— Дурацкий вопрос, — оценил Гидрар.

— Ведь неживые все равно не ответят, — рассудительно сказал Лейтенант.

— За исключением тех случаев, когда они хотят притвориться живыми, — прошептал Чумной Доктор. — Впрочем, ко мне это не относится.

— Все в строю — это хорошая новость, — решил Бад. — Но есть и плохая. Младших демонов мы успешно порешили, но девицы Геллер среди них вроде бы не было — а это значит, придется искать девчонку по всему особняку, что, учитывая его размеры, видится мне нетривиальной идеей.

— Как ты можешь быть уверен? Разве ты поглядел в каждое мертвое лицо? Закрыл каждые мертвые глаза? Скрестил на груди страшные мутировавшие клешни? Черствый ты человек, Джек Диксон. Твое сердце — пустая комната.

— Какой же он Джек? — удивился Лейтенант.

— С Геллер у меня запланировано очистительное совокупление, — разъяснил свои намерения Бад. — Но не раньше, чем мы ее найдем, а Грач проведет полноценный обряд экзорцизма. Полноценный, я подчеркиваю — с диклофенаком, заклинаниями, приемом внутрь пятидесятипроцентного этанола и ритуальным сожжением какого-нибудь тучного барана, все как положено. Ты же умеешь, Фикус?

— Я все умею, — негромко сообщил Чумной Доктор.

— Тогда, полагаю… — десантник протер грязным пальцем чем-то заляпанное стекло тактических очков. — Я вижу лестницу, и она ведет вверх. Пришло время пообщаться с нашим трэш-мастером.

Затхлый воздух бара прорезал хриплый рев.

— Алекс Кид Каннинг!

Булат не без труда установил голову в вертикальное положение и оглядел помещение, уже практически пустое — время было позднее, и посетители старались либо покинуть бар пораньше, либо заночевать здесь. Окраины Города-минус-один не славились своей гостеприимностью, а окрестности бара «Сломанный сон» давали мощный мультипликатор этой особенности.

— К кому он обращается?

— Похоже, что ко мне, — сидевший напротив Лейтенант поднялся. Булат покачал головой.

— Ты не говорил, что тебя зовут Каннинг.

— Не говорил, потому что это не так. Но я не собираюсь мешать Баду называть меня любыми именами, какие ему только придут в голову. Он сейчас начнет рыдать в три ручья по поводу очередной порции загубленных душ, и поправлять его будет, как мне кажется, не лучшей идеей — если, конечно, у тебя не вызывает интереса перспектива остаться без нижней челюсти.

Бад плюхнулся на свободное место. Он и без бронежилета с обвесом выглядел здоровенным.

— Я понял так: не иди навстречу Баду, Бад и сам найдет тебя, — сказал Лейтенант.

— Недурно сказано, — оценил десантник. — Для ковбоя.

— Я тоже не всегда был ковбоем, — сказал Лейтенант. — Мы все раньше были кем-то, кто теперь мирно лежит под уютным могильным камнем. Нонсенс, скорее — всегда оставаться прежним. Даже памятники стираются со течением столетий, время ровняет резкие линии, вода распирает трещины. Тысяча лет, другая — и вместо острого мраморного шпиля перед нами приземистый прыщ, похожий на половой орган школьника.

— Яркая метафора. Думаю, теперь использую ее, когда Гидрар опять обдолбится и начнет тискать шлюх в верхних комнатах.

— Это обстановка на меня так влияет — все эти горячие лампочки, похожие на десятки маленьких солнц — ты словно паришь в теплом невесомом космосе. Слышал, желтый свет поощряет воображение — в старину мне с керосиновой лампой всегда легче писалось.

— Рад подстегивать твое воображение. Лампочек накаливания нет только. Светодиоды дешевле обходятся.

— А еще про тебя болтают, что ты одновременно находишься в настоящем, прошлом и будущем.

— Чистая правда. Но придется поверить мне на слово — проверить это ты никак не сможешь. Кстати, мы уже вели этот разговор. Примерно через пятьдесят лет, когда ты уже достаточно пригляделся ко мне, и решил, что мне можно доверять.

— Лживый сукин сын, вот кто ты такой.

— Я — внушающий доверие мерзавец.

— Не зазнавайся понапрасну.

— Послушай, Бад, — в разговор влез Булат. — Горло горит. Сушит, понимаешь ли. Мне бы повторить, как пару дней назад.

— Мне бы тоже не помешало, — согласился Бад. — Но время бежит вперёд, а бармену пора лечь спать. Так что придется сообразить самому.

Он протопал к стойке, со звоном пошарил под ней и грюкнул о столешницу две пузатые зеленые бутылки, повыше и пониже.

— «Маунтин Дью» и «Джемесон». Рецепт прост — один к одному. Повторять до готовности, бар работает до последнего клиента.

— Закрыть потом за собой дверь? — оживился Булат.

— Да хоть с собой унеси, — хмыкнул десантник, отворачиваясь.

— Хорошо у вас тут, — на Лейтенанта, похоже, накатывал отходняк, он заметно клевал носом. — Душевно, как в сказке. Не думал, что после всего, что со мной было, я еще найду силы, еще смогу попасть в такое место…

Десантник остановился на пороге лестницы, ведущей на второй этаж, в номера.

— Я люблю сказки. Но и этой настанет конец, а на её место придёт новая. Может быть, менее приятная. Или в ней будет больше любовной лирики. Но пока есть только она — вот такая.

Почему бы не поговорить, когда поднимаешься по скрипящим ступенькам дома с привидениями?

Почему бы не поговорить, когда в нескольких метрах от тебя, возможно, затаилась самая опасная демоница в Городе-минус-один и его пустынных окрестностях?

Бад не видел в этом никакой проблемы. А Лейтенант не видел причины отказывать говорливому ветерану.

— Уже к концу двадцать первого века от американской армии остался только призрак ее былого величия. Даже не скелет, заметь — призрак. Одна придворная дивизия — была очень хороша, надо признать — и многочисленные частные военные лавочки, состоящие обычно из откровенного отребья. Даже Гидрара туда не взяли бы, понимаешь? Он для них слишком нормален.

Лейтенант обернулся. Брюнет в модном костюме исправно топал по лестнице за ними и больше не ухмылялся, но глаза его были абсолютно пусты, а из приоткрытого рта текла тонкой прозрачной струйкой слюна. Лестница отдавала потрескавшимся серым деревом и старостью, с нее невесомыми тенями вспархивали порой пыльные ночные бабочки. Лучи фонарей резали темноту плотными горячими клинками.