Алексей Лавров - Обречённые жить (СИ)

Заки выдал им весёлую и очень непристойную матросскую песню с подходящим случаю припевом «Никогда он не правил налево», недаром до приговора почти год юнгой прослужил. Публика приняла матросское творчество в исполнении Зака на ура.

— Тебе снова удалось нас повеселить, молодец. Лопай и ступай работать, — довольно командует Кэп.

Херес выпит, бутерброд пережёван, пора обратиться к тёмной стороне жизни. Когда уже уходили, подслушали обрывок интересного разговора. Захар не оценил, а я запомнил и насторожился.

— Славный мальчик. Может, уговорим Кэпа взять его с собой? На время.

— Фу, Йеллоу, дались вам эти матросские игрушки!

— Паренёк свежий, я уже предложил за него паханам пинту рому.

— Ну, если не будет много о себе воображать. Поговори с ним, Йеллоу.

— Да, Дасти.

Зак принимается за дело, а моя обязанность — развлекать его разговорами. Ну и воспитывать, конечно, шалопая, не без этого. — Зак, а каково, вообще, в юнгах живётся?

— Известно каково — тяжко, и смотря к кому попадёшь. Повезёт — станешь дельным моряком, а нет, так сдохнешь.

— Повесят?

— Скорее, забьют спьяну.

— Тебе, наверное, неприятно, что я лезу с глупыми вопросами?

— Да как сказать-то? Непривычно, что кто-то не знает простых вещей. А когда ты с парнями по-своему говорил, я хоть и понимал слова, но смысл сказанного до меня доходил с пятого на десятое. Понял только, что вы бунт замышляете. Даже испугался, а как сегодня с мачты к акулам прыгнули, совсем перестал бояться. Ух, ну и рожа была у боцмана! Вот кто ты после этого? Дух или демон?

— Человек, призрак человека. Я умер. В другой стране и в другом времени.

— Это как, в другом времени?

— Сам не знаю как.

— А из какой ты страны?

— Я из России… э… из Московии, по-вашему.

— Вау! Настоящий варвар! Ну, круто!

— Ага, варвар. То-то тебя твои цивилизованные…

И как иллюстрация моих слов, шлепок по заднице. Ладошкой!

— Ну что, птенчик, выпей и пойдём. Парни за твоё здоровье пол-пинты уже выхлебали. Если ты мне понравишься, ещё пол-пинты налью.

Зак, драивший клюз, стоя на коленках, обернулся на голос. Над ним возвышался грузный мужик с красной мордой в бакенбардах, весь из себя в сапогах, в мундире… и с ножом на ремне!

— Ка-а-акие парни? — испуганно залепетал мальчишка.

— Ваши парни сказали, что Длинный им тебя в кости продул, — погано ухмыляясь, заявил просвещённый мореплаватель.

— Врут, сэр капрал, не мог Длинный, я его сейчас крикну… — с чисто детской верой в справедливость горячо заговорил Захар, но… — А-А-А!

— Я тебе крикну, — зарычал капрал, схватив нас за ухо. — На ром меня выставить хотите? — И выворачивая ухо, возбуждённо хрипит — Я своё и без Длинного возьму.

— Видать, короткий у тебя… Зак, подвинься, — перехожу к прямому управлению.

Захар готов даже провалиться — включаюсь легко, сразу в боевом режиме. Чёрт здоровый, хорошо, у меня руки в говне — лапать не стал. Но возбудился сильно. Ухо — центр боли и окружности, по траектории которой выкручиваюсь в расчётную точку… Контакт, правой рукой хватаю его за пах и, вскинув глаза в глаза, говорю, — ого!

Отпустил ухо, за плечи схватил. Прижимаюсь к нему, левой рукой нежно вынимаю ножик и ласково, но сильно, бью его в почку. Довернув, вытаскиваю с оттяжечкой и втыкаю лезвие капралу под ребро, рассудив, что в его-то печень трудно не попасть. Что ему сказать напоследок? «Асталависта, бэби?» Блин, он же не понимает по-русски… да ладно, в аду переведут!

— Что-то не так, красавчик? Разве тебе не нравятся такие игры? — задушевно говорю ему, вытирая лезвие об рукав его мундира, — но ты перевозбудился, милок, остынь.

Подправим его падение, немножко поможем. Вот он и за фальшбортом. Плюх! Теперь оглянемся вокруг. Никого, все старательно смотрят «в другую сторону». Ага, стал бы он при свидетелях. Нож пока за спину и под рубаху.

— Зак, да очнись ты, Зак.

— А?

— Как по-вашему «человек за бортом»?

— Мэн ове бот.

Ору, что есть мочи, переходя в ультразвук.

— Ну, всё, пипец! — делает Зак промежуточные выводы.

— Ты не отключайся больше, будешь мне переводить.

Первым прибежал боцман, глянул на меня. Я стою весь такой в шоке, тычу пальцем в море. Так и есть, перегнулся через фальшборт. Выхватываю ножик и… Да что вы? Я ж не маньяк какой! Нежно и наискось засовываю улику боцману за кушак. Шаг назад, принять исходное положение.

— Заки, давай снова ты, только зареветь бы не мешало.

— Ага.

Как по заказу по щекам потекло. Боцман налюбовался, развернулся ко мне и уже открыл рот что-то вякнуть, как тут заявился Дасти с двумя матросами.

— Что случилось? — отрывисто пролаял офицер.

— Капрал Йеллоу в воде, сэр, — отвечает боцман, стоя перед этим хлыщом навытяжку.

— Меры к спасению?

— Никак нет, сэр. Акулы, сэр.

«Рыбоньки мои, лапочки»! — никогда так акул не любил!

— Причины?

— Свидетелем был пацан, сэр.

— Рассказывай, — рыкнул Дасти.

— Сэр, этот дядька всё время ко мне придирался, особенно пьяный, сэр. — Плаксиво затянул «жалейку» Захарушка. — Вот и сейчас схватил меня за ухо, сэр. Я вырвался, а он меня ногой и не попал, сэр. Не устоял он на одной ноге, сэр. Был сильно пьяный, сэр.

— И ты его толкнул.

— Что вы, сэр? Куда мне такого бугая, сэр? — Захар наградил его явно оценивающим взглядом. Судя по ухмылкам нижних чинов, взгляд они заметили и разделили. Выставляться дураком Дасти не хотелось, но ему очень хотелось повесить Зака хоть за что и за шею.

— Крысёныш может соврать. Возможно, что у него был нож. Обыскать его и всё вокруг.

— Так нож, наверное, тоже в море, сэр, — позволил себе задрать брови боцман.

— Чтобы крысёныш выбросил нож?! Приступайте.

Боцман, вздохнув, приказывает,

— Ко мне.

— Всё, моя очередь, — включаюсь и как не на своих ногах ковыляю к дяденьке. Боцман сноровисто обшаривает меня почерневшими клешнями. По-уставному поворачивается к Дасти. — Чисто, сэр.

Ага, к дубу передом, ко мне задом. Матросы заняты — обнюхивают канатные бухты. Изымаем ножик, у дяди ещё есть, и прячем под рубаху за спиной.

— Давай, малыш, только не порежься.

— А что делать?

— Стоишь, ревёшь, трясёшься.

— Это я запросто.

— Чисто, сэр, — докладывают матросы. Дасти бешено оглянулся на зарёванную рожицу Зака, но как наступить на горло собственной песне? Презрительно передёрнув плечами, резко разворачивается и, быстро перебирая кривыми ногами, отклячив зад чешет на ют. Псих в лосинах. Аж смешно!

— Грех смеяться над покойником, подонок, хотя… дрянь был этот Йеллоу, акулы им потравятся, — сплюнув за борт, презрительно процедил боцман, когда матросы, повинуясь его окрику, рысцой свалили по делам. — А нож ты выбросил, молодец.