Денис Владимиров - Люгер [СИ]

Вот, сука! Я вжал в плечо приклад ружья, тоже с таким по помещениям не походишь. Готовый палить на любое движение, медленно и осторожно, стараясь ступать бесшумно, пошел по коридору в направлении звука. Стрекот на несколько секунд смолк, воцарилась звенящая и зловещая тишина. Быстро обернулся. На лбу напарника выступили бисеринки пота. Тоже нервничал. Но с другой стороны, на урчание зараженных это не походило. Хотя мало я про них еще знал.

Закрытая дверь, из-за которой стрекот раздавался еще сильнее. Что за херня?

Напарник же показал, открывай, сам приготовился. Вот идиот, увешан, как новогодняя елка гранатами, нет, закатить одну, а потом уже с остальным разбираться. Впрочем, зачем зря боеприпас ценный тратить, когда тут есть под боком смертник вроде меня, если, что первым под раздачу попадет, а рыжий может или отступить или вместе со мной изрешетить. Как он сказал «я, когда за гашеткой, особо не разбираю. Ты уж, извини». В общем, на кого Бог пошлет.

Медленно-медленно, повернул круглую, теперь и у нас, как в американских боевиках, дверную ручку, а затем резко, дернул ее на себя, смещаясь, как можно дальше. Рыжая молния метнулась ко мне, я едва не выстрелил в ее сторону, при этом так получилось, что именно нахождение Малыша на линии огня, смогло удержать палец. А то бы потом вряд ли удалось доказать, что не специально. Да и здоровяк едва не пальнул от широты души, но уже по мне.

Как оказалось, виновник наших страхов — небольшой зверек, с сильно вытянутым телом. Хищная и хитрая маленькая усатая мордочка. Окрас рыжий с белым. Был ли это хорек или горностай, а может ласка — я не знал, в таком зоопарке не разбирался. Сейчас животное, сидя на задних лапах, что-то торопливо и недовольно выговаривало именно мне, показывая вполне внушительные, для такого миниатюрного создания, клыки.

— Ништяк! Кто это? — спросил у меня рыжий, чье лицо вновь обрело довольно-дебильное выражение, но осмыслить увиденное пытался, о чем говорили собравшиеся на широком, пусть и низком лбе, морщинки.

— Я, что на зверолога похож? — ответил, злости на этого урода было много, вот ведь рысь какая, под молотки хотел подвести. И не пикнешь особо. Сам же сюда вызывался. С другой стороны, мурка, моя мурочка, ты мой муреночек!

— Классный зверь, себе возьму, пусть крыс ловит! — уведомил меня Малыш и потянул грабли к горностаю, ласке или хорьку. К животному, короче.

И тут же заорав, отдернул руку, брызнув в разные стороны кровью. Хищник кусанул тролля за обнаженные кончики пальцев! Допонтавался штурмовыми перчатками, но последнее — это я из зависти, да из-за нее родимой, кроме одежды, что была на мне, больше у меня ничего и не имелось. Между тем этот хорек или еще кто, угрожающе застрекотал, затем ловко забрался по моей штанине. Перебрался на куртку и оказался на правом плече, откуда принялся опять, похоже, рассказывать Малышу про его родословную.

— Да, я тебя, урод! — взревел придурок, вскидывая словно пушинку, ПКМ и наводя его на зверька, которого можно убить и из рогатки. Мозги у рыжего, если и были, то всякие позвоночные, головной точно ушел в мышечную массу и хитроподлость. Мне же было не по себе, заглядывая в черный провал ствола, готового выплюнуть пулю калибра 7,62.

И боевой товарищ мог легко выстрелить. Ведь кто я для него? Очередной смертник, он же зарабатывал гражданство, судя по экипировке.

— Успокойся, Малыш, зверь мой, — четко выделяя каждое слово, заявил я, глядя рейдеру в глаза.

Тот посмотрел на меня, как будто с ним заговорил предмет мебели. Хмыкнул, покачал головой, сплюнул на ковровую дорожку. И, развернувшись, молча потопал к лестнице, махнув мне рукой, командуя, давай двигай следом.

Зверь же снова стрекотнул прямо в ухо, чуть оглушив, ловко перебрался с правого плеча на левое. Опять что-то высказал, очень напоминающее матерную тираду.

— Давай вали уже, освободили тебя, вот и будь свободным! — возиться с ним не хотелось. Да и кто это вообще такой, что он ест, как за ним ухаживать?

Но тот никуда не собирался, наоборот, вцепился лапами в плечо, напоминая истину Экзюпери, про ответственность за тех, кого приручили или еще за что-то, а, может, великий писатель вообще ничего такого не говорил. Однако не зря всегда отмечала Светка, что меня любило всякое зверье и дети. Жаль, что бескорыстно только они. Остальных же отчего-то интересовали только деньги и возможности их заработать или получить с моей помощью.

— Укусишь, здесь оставлю! — пригрозил я, гладя голову зверька, он или понял речь, или руководствовался чем-то другим, но агрессии не проявлял, — Ладно, возьму тебя с собой, животное. Имя пока не заслужил.

Тот только прищурился, да так хитро-презрительно, мол, кто бы тебя еще спросил, человечишко?

Личный автомобиль — это свобода. Свобода от всего. Так, по крайней мере, утверждали многочисленные рекламные ролики. Вот только я ни капли не чувствовал «всеобъемлющего восторга». Да и особого подъема настроения не наблюдалось. Может, дело было в том, что вперед не убегала за горизонт пыльная лента дороги или не рассекала мир на две половины черная блестящая асфальтовая полоса, а маячил грязный, в пулевых отметинах, вмятинах и царапинах усиленный, шипастый, забронированный зад «Урала», отлично вписывающийся в помертвевший городской пейзаж.

Чернели хищные провалы окон, казалось, что там, в глубине, обязательно притаился кто-то злой и вооруженный, наблюдающий за нами, взвешивающий на своих весах, стоит или нет тратить заряд к РПГ или винтовочный патрон. И пока нас спасала банальная алчность этого анонима. Мелькали брошенные тут и там автомобили, часто образующие пробки, которые мощный грузовик, куда там тому ледоколу, вальяжно раздвигал в стороны, чуть снижая скорость. Яркими завершающими мазками в общей картине наставшего Апокалипсиса служили выбитые стекла витрин, мусор, таскаемый ветром, недоеденные почему-то человеческие останки, да белеющие кости на тротуарах и проезжей части.

Сама атмосфера давила, плющила, заставляла постоянно вертеть головой, озираться, всматриваться в боковые зеркала. И нет-нет, а казалось, что там, когда ты отрываешь взгляд, мелькает что-то недоброе, злое.

Разница в ощущениях и восприятии, когда ты двигаешься точно по таким же улицам, но в окружении других людей, на которых можно положиться, вооруженных и закаленных Ульем, и когда ты двигаешься один, на свой страх и риск, была огромной. Даже непомерно огромной. Все-таки человек существо социальное. Как там? Вместе и батьку бить веселей? Абсолютно точно. Сейчас же нервы натянулись струнами, готовые взорвать тело зачастую дурацким действием, ведущим к гибели. Например, вдавить газ вместо тормоза или наоборот, тормоз вместо газа. Идея о личном автомобиле уже не казалась столь здравой. Но… Я понимал — дело привычки, а вырабатывается она практикой, и только практикой.