Роман Злотников - Обреченный на бой [litres]

— Похоже, гонят захваченных. Рысью вперед. По моему сигналу разворачиваться к атаке. По сотне — в мое распоряжение. Сотников ко мне для постановки задачи.

Они проскакали полторы мили, когда за спиной послышался рев пошедших в атаку сотен Сиборна.

Это наступление оказалось полной неожиданностью для кочевников. Пленников охраняло около трех сотен степняков. Полк Ливани разделился на две части, и две сотни рванули назад по долине, зажимая сцепившихся с Сиборном кочевников, остальные ударили на конвой. Кочевники прянули навстречу, на ходу натягивая луки, но, прежде чем они успели спустить тетивы, воздух огласился резкими хлопками арбалетов. А когда до лавы кочевников осталось двадцать шагов, бойцы перекинули арбалеты за спину и, сомкнув строй колено к колену, ударили в пики. Две сотни обошли завязавшуюся схватку и опрокинули оставшуюся немногочисленную охрану, отсекая пленников от битвы. Через полчаса все было закончено.

Грон подъехал к сбившимся в толпу испуганным пленникам, настороженно взиравшим на неизвестно откуда взявшихся воинов. Возбужденные только что окончившимся боем воины Грона бесцеремонно рассматривали освобожденных. Грон поймал восторженный взгляд Ливани и сердито нахмурился, тот опомнился и заорал:

— П-о-олк, в линию сотен становись! Командирам сотен доложить о потерях.

Воздух наполнился командами, а Грон повернулся к пленникам:

— Из какого домена, люди?

Пленники молчали. Потом кто-то самый смелый ответил:

— Мы — из долины Эгрон.

Это был последний домен, границы которого они пересекли два дня назад. Вдруг толпа пришла в возбуждение. Кто-то закричал:

— Смотрите, это наш князь!

Грон обернулся: с дальнего конца долины подходил полк Сиборна и всадники, рубившиеся со степняками. Когда они приблизились, к Грону подъехал седой мужчина в иссеченном шлеме и панцире. Он минуту разглядывал Грона, а потом произнес:

— Скажи-ка, сынок, неужели это ты командуешь этим отрядом?

Грон кивнул.

— Должно быть, ты сын самого базиллиуса, но где же твой стратигарий?

Что ж, Грон мог понять его недоумение. Ведь на вид ему было не более двадцати трех лет.

— Нет, князь, я не сын базиллиуса. Но я понимаю твое удивление, однако вспомни: сын барса рождается барсом, а сын овцы не станет барсом, даже если проживет двести лет.

Князь улыбнулся:

— Клянусь, ты заставил меня не поверить своим глазам, похоже, ты забыл где-то бороду мудреца. — Он с достоинством склонил голову, а потом протянул руку и обнял Грона. — Ты спас моих людей, я в долгу перед тобой.

Через пол-луны Грон увел караван на плато Овец. Князь Эгрон лишил себя своего лучшего летнего пастбища.

Грон подбросил золотую монету и, когда она, падая обратно, уже готова была удариться о поверхность стола, хлопком прижал ее к каменной столешнице.

— Хоть эта штука и «весит» здесь намного больше, чем в распухшей от золота Элитии, но у нас их осталось очень мало.

Дорн, сидевший напротив него в плетеном кресле, усмехнулся:

— Да уж. Если нам ты не позволяешь пощипать местных горцев, то они, не стесняясь, тянут с нас втридорога.

— Не все.

Дорн фыркнул:

— Три сотни бондов, которые, из-за того что Дивизия держит заставы в устье долин, позволили себе распахать в три раза больше земли… Да они должны были бы отдать тебе половину урожая, а не жалкую пятую часть.

Грон возразил:

— Тебе еще многому придется учиться, Дорн. Эти люди должны сами довериться мне. Мечом можно стать властелином рабов, а я хочу стать властелином свободных людей. Это много сложней, так сказать, в процессе, но полностью себя окупит в будущем.

— А пока будет длиться процесс, — насмешливо изрек Дорн, — дивизия будет жить впроголодь и носить обноски.

— Тем, кто ждал сытой жизни, не следовало идти со мной, — заметил Грон.

— Это так, но люди ропщут. Многие надеялись на славный поход, великие битвы, а здесь, — Дорн махнул рукой, — они сидят на краю степи между полунищих горцев и нищих кочевников, греют пузо на солнышке и мрачно взирают на дыры в своей одежде.

— Однако, когда я объявил День прощания, никто не ушел.

Дорн вздохнул:

— Ты слишком связал нас всех, Грон. Я когда-то в молодости ходил с ватагами пиратов и дружинами лордов побережья. Это было славное время, но сейчас… «Мы заботимся о Дивизии, Дивизия заботится о нас» — для большинства это не просто слова.

— Я рад этому, — Грон помолчал и закончил: — Ладно, ты знаешь, что делать. Возможно, баши уже пожалел о своем решении и выгонит тебя взашей, но почему бы не рискнуть. И заскочи к приору, расскажи обо всем. Возможно, он передумает.

Они обнялись на прощание. Дорн спустился во двор, сел на коня и махнул рукой. Сотня бойцов двинулась вперед. Грон привалился к оконной раме и задумался.

Они пришли на Плато овец прошлой осенью. Времени было мало. Зима в этих горах наступала быстро. Слава богу, на склонах обнаружились большие пещеры. На две луны вся Дивизия превратилась в работников. В буковых рощах валили лес и волоком таскали бревна на плато, отряды охотников ушли дальше в сторону степи и коптили и вялили мясо на зиму. Окрестные крестьяне, узнав о предложенных Гроном ценах, возами свозили на плато лук, муку, земляные груши и орехи. А перед самым закрытием перевалов один предприимчивый купец пробился сквозь непогоду с несколькими возами соленой и вяленой рыбы.

Первая зима прошла быстро. В огромных пещерах непрестанно слышался звон оружия, скрипели перья по тростниковой бумаге и стучали кузнечные молоты. Когда выдавался солнечный день, сотни выводили лошадей, и начинались бурные учения. Кое-кто из погонщиков-элитийцев, а также несколько десятков горцев и даже тот предприимчивый купец, что пришел с караваном рыбы, напросились на «давильный чан», но таких не набралось и двух сотен. Грон был этому даже рад: Дивизия слишком разрослась, и требовалось время, чтобы все притерлись друг к другу. Грон ввел более привычные для себя звания. Теперь десятники и приравненные к ним именовались сержантами. Сотней командовал капитан, имея своим заместителем лейтенанта, а полком — полковники. Грон ввел в полках что-то вроде должности начальника штаба и назвал их майорами. Каждый полковник имел личный десяток, а у Грона была личная сотня. Этих ребят он отобрал сам и учил их несколько иначе. Так, как он когда-то учил своих диверсантов. Наконец наступила весна.

Грон отвернулся от окна и отошел в глубь комнаты, к карте Атлантора, нарисованной прямо на выравненной стене. Теперь она была намного более подробной, чем полтора года назад. Он улыбнулся. За зиму Гагригд поднатаскал в искусстве рисования кроков полторы сотни бойцов. И этой весной они разлетелись по всему Атлантору. Кто с дружеским визитом под штандартом Дивизии, кто под видом бродячего писца, кто в обличии арфиста. Первые уже возвратились, а ближе к осени придет большинство, хотя некоторые задержатся на зиму и вернутся только поздней весной. Им было поручено идти, пока не закроются перевалы.