Владимир Журавлев - Охота на тринадцатого [СИ]

И отключились.

— «Тринадцатый» начинает меня раздражать, — проворчал пилот, берясь за управление. — один за всех воюет. А мы, выходит, блистеры протираем.

— Нет, вы… вы, говорите, позапрошлый раз флагшипа завалили? — недоуменно припомнил офицер.

Стрелок тихо застонал.

— А как вы, кстати, подошли к флагшипу? — пробормотал офицер. — Как вы вообще переключаете опознаватели… если переключаете? На блоках «свой-чужой» каскадное шифрование, самое надежное шифрование в мире! А на европейских блоках — еще лучше! И шифры меняются ежесуточно!

— Как, как… тоже мне задача… — пробурчал пилот. — Ах как сложно перехватить сигнал европейского опознавателя. Ах как трудно скоммутировать симуляцию…

— Но это будет всего лишь симуляция! — возмутился офицер. — Блок ее не примет!

— В облаке помех? — хмыкнул пилот. — После многократных Олл-аут со всех сторон? Военные блоки опознания из‑за Олл-аут сейчас такой зазор имеют, что принимают любую симуляцию, как миленькие, проверено не раз! Кэп, ты же с нами и проверял!

Офицер озадаченно замолчал. Экипаж деликатно дал ему возможность обдумать услышанное.

— Как у вас все просто выходит! — наконец усмехнулся он.

— Ага, и сами мы ну очень простые! — обрадовался стрелок.

— Прилетим на базу, я подумаю и хорошенько подготовлюсь, тогда поговорим иначе! — пригрозил офицер.

— Не шумите, Оля спит, — буркнул командир. — А вы действительно подумайте, кэп. Подумайте о том, что пришло время перемен. И что в такой ситуации должен делать экипаж малого истребителя класса «Черт». Вы как‑никак у нас командир, не я.

— Вот именно! — буркнул офицер, недовольный своим непонятным положением в экипаже. — Но я подумаю. По инерционной нам долго до базы лететь…

— Вот и подумайте! Иначе профукаем Россию, как в прошлый раз, только окончательно! Я, например, уже подумал.

Командир удобнее пристроил голову девушки у себя на плече и прикрыл глаза. А экипаж принялся напряженно думать. С одной стороны, разгром флота в свете последних событий вроде бы выглядел неминуемым, слишком подавляющим оказалось техническое преимущество европейцев — а в космосе флот и являлся Россией. С другой стороны, командир же до чего‑то додумался? А значит…

Разгромленная, но не сдавшаяся эскадра невидимками ползла сквозь пространство к далекой базе.

Они выбрались в дружественный космос через неделю. За это время гравитационное непостоянство довело всех до истерики, офицер, например, лично слышал по переговорнику, как рыдали и ругались на дисколетах амазонки. Они‑то внутри мужского коллектива держались, хотя именно им было труднее. В многодневных полетах бывает множество ситуаций, когда присутствие особ противоположного пола, мягко говоря, нежелательно. Начиная с треклятой гигиены. Мыться, например, в «Черте» влажной губкой — само по себе муторное занятие, даже когда в метре от тебя не сидит в компенсаторе девушка. А она сидела дни и ночи, никуда не могла деться. А не мыться — запросто заработаешь психоаллергическую чесотку, с гравитационными скачками так стопроцентно. А еще было удаление отходов жизнедеятельности, самое простое, мать его, российское удаление в мире! И ни ширмы, ни закуточка… А уж как девушке было весело. Офицер думал, она переберется к амазонкам, как только очухается. Пилот и стрелок думали сходным образом. Ну, ошибаться компанией не так позорно. Амазонка пришла в себя на следующие сутки, но даже не заикнулась о воссоединении с боевыми подругами. Заикнулся стрелок, которому первому стало невтерпеж. В ответ командир скрипнул зубами, и тему закрыли. Потом до всех дошло, что только в их дисколете есть разжалованный офицер с классическим военным образованием — то есть в том числе и врач. И экипажу стало стыдно. Что касаемо офицера, то ему стыдно бывало по нескольку раз в сутки, перед началом любой лечебной процедуры. Каждый раз, чтоб позвать госпожу сержанта на сеанс массажа или для уколов в мышечные ткани, ему приходилось давить в себе мучительным усилием сначала слепую панику, потом жгучее смущение. Сержант явно испытывала схожие чувства, потому что краснела и бледнела страшно. Так и мучились вдвоем весь полет. А командир по непонятной причине самоустранился. Накормить с ложечки ослабевшую девушку он почему‑то мог, и голову ей поддерживал не стесняясь, и одежду на ней поправлял, а как доходило до уколов, бурчал, что не врач, и отворачивался наглухо. Так что, когда навигационная система выдала долгожданную музыку приводных маяков, офицер чуть не заплясал от радости в своем компенсаторе. А как рыдали от счастья амазонки, он, наверно, мог бы и без переговорника услышать. Только в этот момент до него дошло, что никто, ни один человек, не верил в его навигаторские умения! Он даже уловил фразу типа «девочки, этот придурок нас все же вывел!», но обидеться не хватило сил. Он вывел! Если честно, он и сам не верил в успех, и у него были для этого основания! С такими погрешностями, как на российской навигационной аппаратуре, самой, мать ее, точной аппаратуре в мире, просто чудо, что смог попасть в центральную базу космофлота с первого раза!

С умилением они слушали, как на базе поднимается переполох, как несутся во все стороны недоуменные запросы. Потом с кольцевого слипа базы соскользнула россыпь «Чертей». Истребители лихо крутнулись вокруг, визуально считывая опознаватели, и наконец эфир огласился радостными криками. Операторы базы тут же дали разрешение на посадку. Под шуточки и смех их торжественно проводили к сектору временного состава. Ровным строем они четко коснулись слипа. Опустились наружные перепонки. Разошлись и сомкнулись стартовые створки. Скачком выровнялось тяготение. Нависли родные низкие потолки с распределенными светильниками. Дома.

— Кэп, не расслабляйся, — предупредил командир. — Вернуться живыми — это здорово, но у нас вопросами, как это получилось да почему не сгорели, свои могут до смерти замучить. Да ты сам знаешь. И есть еще одно дело. Оно — прежде всего.

Офицер сначала не понял. От того, что вернулись живыми, он слегка ошалел, какие тут дела.

— В туалет сбегать? — глупо улыбнулся он.

— Эскадренное знамя, — сказал настойчиво командир. — Мы от эскадры единственные вернулись. Не тормози, кэп.

И сразу стало не до шуток, даже стрелок проглотил что‑то веселое и бессмысленное. Эскадренное знамя хранилось в нагрудном кармане каждого космонавта, и про него обычно не вспоминали, как не вспоминали про старый закон: если хоть один боец вернулся под знаменем, часть считается непобежденной. Но времена начали меняться, и древние правила чести вдруг напомнили о себе.

— Помогите надеть скафандр, — твердо сказала девушка.