Сергей Москвин - Пифия

– Я Стратег. А как зовут тебя?

Он наклонился к девочке, и Гончая почувствовала идущий от него сильный запах спиртного. Похоже, прежде чем предложить ей выпить, Стратег неоднократно прикладывался к своей фляжке.

Майка тоже почувствовала запах. Вряд ли она понимала, что он означает, но насупилась и опустила взгляд на свои ноги. На ней был детский комбинезон на лямках, штанишки оказались немного длинноваты – Гончей пришлось их подвернуть, и меховые полуботинки. И то, и другое было добыто сталкерами на поверхности, а не сшито и склепано в метро умельцами-кустарями. Скорее всего, эту одежду и обувь носил какой-нибудь замученный фашистами ребенок, прежде чем вещи попали на склад Рейха. Майка, похоже, догадалась об этом, потому что долго не решалась надеть их, но после утвердительного кивка Гончей все-таки надела.

– Не хочешь говорить со мной? – улыбнулся Стратег, продолжая буравить Майку пристальным взглядом. С такой же улыбкой менее часа назад он приказал расстрелять пятерых человек. – Зря. Я могу рассказать тебе много интересного.

Майка никак не отреагировала на его слова, и это вывело Стратега из себя.

– Как ее зовут? – требовательно спросил он у Гончей.

– Майка.

– Майка? Что за глупое прозвище?

– Это имя, – поправила его Гончая.

Стратег поморщился. Имя девочки явно пришлось ему не по вкусу.

– Какое-то оно несовременное. Я бы даже сказал, доисторическое. Лучше я буду называть тебя Кассандрой или Пифией. Так звали некогда знаменитую прорицательницу, получившую свое имя от змея Пифона.

Гончая вздрогнула.

Помните древнегреческий миф о Тифоне?

Или невидимый собеседник сказал: Пифон?

При последних словах Стратега Майка тоже пошевелилась и вскинула голову. Но Стратег по-своему истолковал ее взгляд.

– Нравится имя? – спросил он. – Мне тоже. А как звучит: Пифия нового мира!

Расстегнув куртку, он полез за пазуху, Гончая решила, что за своей фляжкой. Но Стратег достал оттуда обернутую фольгой и бумагой плоскую прямоугольную плитку.

– За свои услуги Пифия брала немалую плату. Не будем нарушать традицию. Держи, это тебе.

Он протянул плитку Майке, но та не притронулась к ней. Тогда Стратег сорвал с нее обертку, и Гончая наконец поняла, что он держит в руках. Это было чудесное лакомство, которое она не пробовала с детства – шоколад! Настоящий шоколад довоенной поры! Рот наполнился густой, тягучей слюной, и она вдруг подумала, что Стратег, дававший ей пробовать редчайший в рухнувшем мире довоенный алкоголь, который и до Катастрофы, по его словам, пришлось бы поискать, ни разу не угостил ее шоколадом. Скорее всего, эта мысль просто не пришла ему в голову. А ведь она не пробовала шоколада с тех пор, как за руку с матерью последний раз спустилась в метро.

– Это надо делать вот так, – подсказал Майке Стратег, потом отломил от шоколадки целых четыре дольки, запихнул себе в рот и принялся смачно жевать.

Вряд ли он наслаждался вкусом. Скорее всего, это была рассчитанная на Майку игра. Но Гончей все равно захотелось врезать по его довольной роже.

– Попробуй, это вкусно, – сказала она Майке, которая никак не решалась притронуться к угощению.

– Бери, бери, – добавил Стратег, насильно впихнув шоколадку девочке в руки.

Майка вопросительно взглянула на Гончую, потом отломила от плитки единственную дольку и осторожно положила в рот. Гончая ожидала от нее бурного восторга или блаженной улыбки, но прошло несколько секунд, а лицо девочки ничуть не изменилось. Даже трухлявые сушеные грибы она ела с большим аппетитом. Смотреть, как она равнодушно не ест, а сосет шоколад, было невыносимо обидно.

– Не нравится? – спросила у Майки Гончая. – А мне нравится!

На глазах у изумленной девочки она отломила от шоколадки полоску из четырех долек и демонстративно забросила в рот.

Она не ошиблась – шоколад оказался настоящим. Но что-то с ним было не так. Наверное, чтобы почувствовать незабываемый вкус детства, надо было туда вернуться. Заполненный тающим шоколадом рот вдруг свело судорогой, а на глазах, Гончая не могла в это поверить, выступили слезы. Она поспешно укусила себя за язык, но было уже поздно – Майка заметила влажный блеск ее глаз. Заметила, но не испугалась. Наоборот, лицо девочки осветилось радостной улыбкой.

– Хочешь еще? – она разломила шоколадку пополам и протянула одну из половинок Гончей.

Та молча кивнула, чтобы не выдать Стратегу своего состояния. Тот и так подозрительно пялился на них с Майкой. И Гончая внезапно поняла, чем он недоволен. Ему не нравится, что Майка сидит не на его коленях, не с ним делит полученное угощение и не ему улыбается.

Автор рисунков ни в коем случае не должен злиться на меня! Наоборот, он должен любить и обожать меня, как собственного отца. Ну, или как собственную мать!

«А что ты сделал для этого?! – с внезапно накатившей злостью подумала Гончая. – Это ведь ты прикончил двух подонков, зарезавших ее сестру и собиравшихся выгодно продать девочку! Ты защитил от жадного бармена и его громил! Ты вывез ее с Белорусской, спрятав в ящике фокусника! Ты спас во время обвала! Ты отдал ей последний кусок, чтобы поддержать ее силы, когда самому невыносимо хотелось есть! Ты сидел возле ее постели, меняя компрессы на пылающем лбу, когда она была без сознания! Нет, не ты?! Так какого черта ты тогда жмуришь недовольно свои поросячьи глазки?!»

Стратег, видимо, прочитал часть мыслей на ее лице, Гончая и не пыталась их скрывать. Во всяком случае, он понял, о чем она думает, но не успел ничего сказать. Его опередил управляющий дрезиной машинист:

– Кузнецкий мост. Подъезжаем.

Кузнецкий мост и следующий за ним Китай-город проехали без проблем. На Кузнецком мосту никому даже не пришлось сходить с дрезины. После того как Стратег коротко переговорил с начальником блокпоста, тот немедленно позвонил куда-то по телефону, и уже через минуту охрана освободила проезд, растащив в стороны установленные на пути сварные ежи.

В Китай-городе пришлось задержаться немного дольше. Блокпостов здесь не было и в помине, а трое вооруженных парней из числа хозяйничающей на станции братвы, встретивших подъехавшую дрезину, скорее являлись сборщиками дани, чем охранниками. Телохранители Стратега перебили бы всех троих за считаные секунды, а потом с той же легкостью прорвались через станцию с боем. Но Стратег выбрал бескровный вариант. Отправленный им телохранитель просто отсыпал браткам названное количество патронов, и дрезина беспрепятственно проехала дальше.

Задержка возникла уже на выезде со станции. Там стояла ручная дрезина, и четверо усталых, а потому неповоротливых челноков сгружали с нее какие-то ящики. За их работой с ехидными усмешками наблюдали местные жители, но никто не вызвался помочь. Гончая подумала, что Стратег потребует немедленно освободить пути, но тот вопреки ее предположению держался на удивление сдержанно: не кричал на братву, не понукал челноков, а молча сидел на своем месте и терпеливо ждал, когда закончится разгрузка. После Кузнецкого моста он вообще стал малоразговорчив. Или его «безграничное влияние», которым он так гордился, на китайгородцев не распространялось?