Марьяна Сурикова - За краем небес

— Дети с ним общаются, видимся иногда на приемах. Я знакома с его семьей и сводным братом. Он хотел официального признания, я отказалась. Глупые условности, к чему теперь пускать пыль в глаза?

— А матушка как же?

— Ее давно уж нет, я росла сиротой.

Нелегкая судьба, видать, у магини выдалась, по голосу слышно, что нелегкая. Пыталась сейчас спокойно говорить, а болезненные воспоминания накатывали.

— Не будем, Мира, прошлое ворошить. Все ли я тебе рассказала, что узнать хотела?

Все рассказала, на один вопрос не ответила, что мне с чувствами своими дальше делать.

Вот какая любовь мне от судьбы выпала, как пичужка боязливая, прямо передо мной сидит, а в руки не дается. Еще и долг над душой висел и не перед одним королем теперь. Отчего в жизни все так непросто? И почему раньше не догадалась, к чему дело ведется? Из-за событий да волнений этих до последнего глаза раскрыть не могла. Уже на краю гибели стоя, осознала, кому сердце отдала. Совсем отдала, целиком.

Вздохнула горестно, прижалась лбом к стеклу, колени к груди подтянула, вжавшись спиной в стену. Широкий подоконник как скамейка удобная, в самый раз сидеть и думы горестные думать, глядя в черную ночь за окном. Уходить собиралась и уйду, но тянула, чтобы время с ним больше провести, напоследок порадоваться, после в памяти эту пору хранить. Ласке отдалась, ничего не страшась и девичество свое боле не оберегая, а для кого его хранить, как не для любимого? Неужто для короля подозерного, словом связавшего? А не взял, остановился не вовремя, не привязал к себе хотя бы этим. И не было у нас иных связей с диором, совсем не было.

Отерла рукавом слезы, на глазах выступившие, и спрыгнула на пол комнаты. В доме тишина царила, все уж спали, кроме меня. А я на рубашку ночную платье накинула и побрела по тихому пустому коридору. Эджелина еще раньше показала, где ее комната, туда и пошла. На секундочку только возле диорской двери замерла, ладони на гладкое дерево двери положила, глаза прикрыла. Сосчитала до десяти, когда сердце болезное чуток отпустило, и пошла прочь, шаг ускоряя.

Эджелина тоже спала, она сил немеряно потратила, защиту вокруг сооружая, до сих пор восстанавливалась, а я бессовестная магиню потревожила. Только причина на то была и важная.

— Мира, — потерла она глаза заспанные, а я на постель плюхнулась, сгорбилась и голову руками сжала.

— Подскажи, как портал без помощи магов открыть? Вы о таких беседы вели.

Магиня из-под одеяла выбралась, подползла поближе, попыталась в лицо заглянуть.

— Уйти надумала?

— Пора мне, задержалась. Как он выглядит-то, смогу пройти?

— Он как сгусток, тягучий и вязкий, в любую форму перетекает. Когда заряд активируешь, превращается в воронку и утягивает. Нужно хорошо сосредоточиться, тогда в нужном месте выбросит. Голова после этого раскалывается, тело ломит, какое-то время сил совсем не ощущаешь. На не магах еще ни разу не опробовали.

— Хранишь про запас?

Магиня смутилась.

— Один остался, дядя Эрик отдал во дворце. Он как раз активировать хотел, чтобы меня забрать с того пригорка, но не пригодилось. Папа пока отобрать не успел, занят был.

— Мне отдай, Эджелина. Не могу я больше.

— Напрасно торопишься, Мира. Подожди, брат что-то придумает. Мама не зря просила ему довериться.

— Ему девок на веку хватит, не одна я на свете. Ты лучше скажи, сколько семей диорских осталось в королевстве.

— Около двадцати, — очень тихо магиня ответила.

— И за тебя, чай, сватались уже?

Вздохнула горестно. Значит приглядел диор какой-то красоту эту.

— Ты меня хорошо поймешь. Ведь сама не бежишь в объятия Тальраира, родителям в ноги не кидаешься. Еще и скрываешь любовь свою.

— Как ты узнала?

— Высоко сидела, далеко глядела.

Склонила Эджелина голову, вздохнула тягостно, как я недавно. После под подушку руку запустила, вытащила наружу сферу твердую.

— Ногой или рукой расколоть несложно, тогда воронка тебя утянет, куда представишь.

Я сжала оболочку, на орех похожую, а после магиня меня крепко-крепко обняла. Всхлипнула так горько, что я тоже не сдержалась и в ответ носом зашмыгала. Поревели недолго, друг другу в плечо, после утерлись.

— До встречи, Мира. Я верю, что снова увидимся.

— Всех благ тебе, Лина.

Сунула орех в карман, пробежала по коридору до комнаты своей, внутрь влетела, огляделась кругом, подхватила лук родимый, еще с наставником сделанный и к груди прижала. А больше ничего не имелось, чтобы с собою взять.

Хотела уж переодеться в одежу, магиней подаренную, как в дверь постучали. Неужто Эджелина еще напутствий каких дать хочет? Отворила, а там Он стоит.

— Услышал стук дверной.

Это я не рассчитала, бахнула створкой от волнения.

— Я думал, ты спишь, не решался беспокоить.

— Не спиться, — отвела глаза в сторону.

Он тогда мне руку протянул.

— Пойдешь со мной на прогулку?

Должно было поупрямиться, за дверь спровадить, а после орех расколоть, а сердечко-то предательское забилось. Голова затуманилась, кивнула быстрее, чем я сама сообразить успела. А он уж мою руку в своей ладони сжал и утянул меня в зеркало серебряное.

Вышагнули посреди островка небольшого. Вокруг вода плещется, волны на бережок накатывают, ветерок их гоняет. Вода темная, пугающая, а небеса тучи затянули, лунные лучи спрятали.

Ладони диора мне на плечи легли и сердечко снова сладко заныло, а Эртен меня повернул лицом к другой стороне, где заводь спокойная оказалась. Ни течения быстрого, ни волн больших, со всех сторон густым камышом закрыта, а посреди покачиваются на воде цветы большие, на кувшинки похожие.

— Это волшебная полуночница, — тихо мне на ухо диор шепнул, отчего дрожь по телу прошла, — в полночь раскрывается. Это стоит увидеть.

Стиснул посильнее, трепет мой ощутив, одной рукой к себе прижал, другую на талию положил, грея своим телом. А дрожь моя не прохладой ночной вызвана была, и объятия эти от нее не спасали. Попыталась отвлечься, перевела взгляд на заводь и заметила легкое мерцание, словно тысячи светлячков вдруг над цветами водяными взлетели. Тихий звон мелодичный раздался, и светлячки закружились в веселом вихре вокруг каждого соцветия пышного. Стали раскрываться медленно лепестки, а сияние цвет сменяло, то голубой, то фиолетовый, то зеленый и золотистый, и так красиво переливалось, так чудно, что от красоты подобной дар речи пропасть может.

Кабы одна стояла и любовалась, позабыла бы обо всем на свете, а тут не смогла. Чудо чудное перед глазами, а я дыхание диора затылком ощущаю, а после еще прикосновение легкое, незаметное почти, так губами волос касаются. И руки его греют, и спиной грудь твердую чувствую, и снова нахлынуло разом, ноги подкосились, вниз скользнула, а он у земли подхватил. Я на коленки опустилась, а диору пришлось на корточки встать.