Алексей Доронин - Дети августа

День уже клонился к вечеру, когда они позволили себе передышку. Сашка почувствовал, что вместе с ночью, которая наползала на мертвый город, в сердца людей опять забиралась тревога.

В девять вечера дед Федор выставил кое-как вооруженные караулы.

От отряда мстителей так и не было никаких вестей.

Закончив рубить дрова и таскать воду, Сашка попытался заставить себя съесть несколько вареных картофелин, которые ему почти насильно сунули в руки. Но еда не лезла в горло. С трудом он заставил себя разжевать одну и выпить кружку горячего напитка из разных трав, подслащенного чем-то вроде таблеток сахарина.

— Когда они пошли, чтоб заринцев перебить, то оставили всего шестерых уркаганов с нами, — объяснил Сашке пожилой мужик из Киселевки, с которым им вместе выпало таскать тяжелую поклажу. — Думали, мы бебекать и мемекать будем, раз у них автоматы… «Ой, не бейте нас, пожалуйста, добрые господа-товарищи». А мы их... того. Голыми руками. Четверых, кто кинулся первыми, они застрелили. Но остальные просто свернули им шеи. Даже пулемет не помог. Они до него просто не добежали. Жаль, поздно. Поздно! Герои… только и могли, что на женщинах отрываться, да и то на связанных…

Он сплюнул.

— Я, кстати, скорняк, — представился Сашке незнакомый мужик. — Это не фамилия. Это значит, меховщик и кожевник. А фамилия у меня красивая, совсем не под стать мне. Соловьев. Петр Максимыч. Это правда, что говорят про твоего отца?

Сашка кивнул.

— Андрей Саныч… вот уж не ожидал. Он всегда таким… крутым казался. И надо же… сукины дети.

— Бессмертных нет, — сумрачно ответил парень. — Вы случайно не видали моего деда, старшего Данилова?

— Помню такого… Так он не с вами? Здесь его нет. Могли и грохнуть по дороге. Вряд ли он сбежал. Все-таки возраст… Мне они дали три раза прикладом по голове, так я вообще ничего не помню, как нас вязали и гнали.

Он показал на свои руки, закатав по очереди рукава. Багровые следы покрывали их до самого плеча.

— «Бычки» тушили. Курева у них с собой много. А хорошо их наш доктор уработал, — он показал в угол, откуда исходил особенно резкий медный запах крови.

Данилов чуть не наступил в красный ручеек, струящийся по полу, который вытекал из-под ветхого брезента.

— Мы свалили их там, чтоб дети не видели, — объяснил Максимыч.

Что-то в его словах показалось Сашке настолько наивным, что он усмехнулся. Дети?.. Они и так насмотрелись и натерпелись по самое не могу. Кто мог пережить то, что им выпало и остаться ребенком?

А ведь он сам им был. Всего три дня назад.

Теперь же он был не просто одним из взрослых в мирное время. В этом ничего страшного бы не было, хоть и прибавилось бы хлопот. Но теперь на него без предупреждения, как гиря, упала ответственность за тех, кто младше или слабее.

Особенно ему, конечно, было жаль сироток. Их было много — одних только полных сирот, о которых теперь некому было заботиться, кроме дальних родичей и соседей, оказалось почти десяток. И это если не брать тех, кто был, как он, сиротой совершеннолетним. А сильнее всего было жаль самых маленьких. Хорошо хоть не было среди них новорожденных и младенцев, потому что захваченный у бандитов паек — грубая пища из сухарей, вяленного мяса и других таких же вещей, им мало бы подошла. А коровы или хотя бы козы у них теперь неизвестно, будут ли.

Мертвых «зеленых» в итоге, оттащив подальше в угол двора, сбросили в открытый канализационный люк. Предварительно с них сняли их хорошо утепленную форму. В Прокопе такой почти ни у кого не было, и это был хороший трофей.

Со своими мертвыми пока ничего не делали. Пустырник сказал: «Мы сами. Когда вернемся». И слава богу, подумал Данилов.

Потянулись часы ожидания. Сашка никогда не считал себя хорошим психологом, но видел, как женщины, оставшиеся в санатории, волновались за мужей, отправившихся добивать врагов. Оно и немудрено.

Он завидовал тем, чья семья сейчас была в сборе. Как же он им завидовал…

Поздно ночью выпала его очередь идти в дозор. Вместе с еще тремя пацанами его возраста они охраняли здание. Свою винтовку он уступил кому-то более умелому, и на время у него было гладкоствольное ружье.

Больше всего людей разместили в самом санатории. Храп и прерывистое дыхание спящих были слышны даже в коридоре.

Другие два таких же отделения охраняли маленький лагерь, раскинувшийся вокруг «Полухинского», снаружи. Все они были набраны из таких же детей, стариков и калек. В соседних домах огни уже не горели. Там уже растопили печки или костры прямо на полу в квартирах, обложив очаг камнями, приготовили скудный ужин из чего было и отправились на боковую.

В комнатах первого этажа, в одну из которых Сашка заглянул, люди спали вповалку. Никто не раздевался. Наоборот, надели на себя все, что можно, как капуста. Буржуйки давали достаточно тепла, но трудно было дышать — мало было кислорода. Все щели были заткнуты и законопачены.

Тем, кому было нужнее всего, отдали палатки и спальные мешки. Самых маленьких родители клали между собой.

Кто-то плакал и причитал во сне тоненько, иногда не ясно было, ребенок это или взрослый.

Им еще повезло, что мороз пошел на убыль, а вскоре за окном зашелестел дождь. Осень показывала зиме, что время той еще не пришло. Под ногами на улице должна была быть настоящая слякоть. Как бы не завязли машины.

Усталость к этому времени сморила всех. Даже тех, кто думал, что больше спать не сможет. Тревожным сном забылись перевязанные раненные и те, кто пережил издевательства в бывшем спортзале.

Запахи временного жилища на время создали в голове Сашки иллюзию, что мирная жизнь никуда не делась. Но он прогнал ее. Это ложь. Черта пройдена, и назад дороги не будет.

Возможно, это последняя передышка. Куда они теперь пойдут? Без техники, без пожитков, без еды?

Ясно, что о горном Алтае придется забыть.

Дед Федор что-то туманно говорил, что в разговоре с заринцами вожди — Пустырник и Каратист — приняли решение возвращаться. То есть объединяться обратно с державой.

Проблема только в том, что самого государства не было. Заринск захвачен врагом. Этими самыми «зелеными». И правит там Артур Бергштейн, который этим «зеленым» то ли друг, то ли слуга. И это он подписал указ обдирать все деревни как липку. И он же направил заринскую милицию в Прокопу и Киселевку. Захара Богданова никто не видел много недель и есть сомнения, что он вообще жив.

Дед Федор объяснил, что бойцы из отряда милиции, которым командовал капитан Демьянов, хотят вместе с ними идти на Заринск, чтобы освободить законного правителя Богданова из подвала, а Бергштейна повесить на осине, потому что именно на ней полагается вешать иуд и предателей.

«Вернутся, тогда больше узнаем», — отмахнулся старикан от дальнейших запросов.