Олег Верещагин - Волчья песнь

— Назло вам, — ответил юноша. Он поднял выпавший из ладони заколотого сторка кинжал — и присвистнул.

— Что там у тебя? — друзья подошли ближе. Горька протолкался к выходу и в свете Неразлучного ясно различил, что это не просто несторкадское — это земное оружие. Рукоять венчала англосаксонская корона, а по обеим плоскостям клинка шли золотисто-алые буквы гравировки - [26] Искра (англ.)

Возле гарды поблёскивало славное клеймо — скрещенные буквой "дабл ю" шпаги мастеров Уилкинсонов. Это был не простой кинжал, а чьё-то оружие "с душой". Как он попал к сторку (который тоже кто знает, что тут вообще делает…)? Где погиб его прежний хозяин и какой была его смерть? Нож Горьки сломался… и он, поразмыслив, осторожно заткнул новое оружие за пояс.

— Выгружаем боеприпасы, — сказал он. — Тут есть то, что нам нужно.

Утро в этот день было раннее, но какое-то неохотное — вставала Одиночка в туманной дымке; было тепло, даже слишком тепло для этого месяца, только вот в воздухе растекалась сырость. В лесу капало с листьев, остатки крепости "вспотели".

Все разбирали захваченные боеприпасы. К счастью, для вооружения местных мьюри джаго использовали трофейное земное оружие — как раз то, что было нужно партизанам. Сашка сидел на камне в гордой позе вождя и следил, чтобы никто не совал патроны за голенища сапог и гранаты под куртку — а Горьку утащил куда-то Олмер. Он сперва отходил по своим делам, а вернулся с обалделыми глазами и увёл Горьку за собой.

— Балда ты, — горячо спорила над аптечкой Нина, — никакой это не наркотик!

— Это ты балда, я точно знаю, что это наркотики! — отвечал Дик.

Сашка как раз раздумывал, вмешаться, или нет, когда вернулся Горька. Лицо у него было откровенно встревоженное.

— Пст, — шикнул он Сашке и показал глазами на лес. Сашка без слов поднялся и зашагал за товарищем; лишь за крайними деревьями спросил:

— Что такое? У тебя лицо — как будто бы бриллиант с кулак нашёл.

— Скорей огромную кучу дерьма, — весьма озабоченно сказал Горька. — Пошли скорей, тебе надо посмотреть.

— Если окажется, что… — начал Сашка, но от опушки небольшой поляны уже шагал Олмер — бледный, на ходу тиская автомат.

— Куда ты пропал?! — напустился он на Горьку. — Сказал, что сейчас…

— Я ж тебе пообещал, что не тронут! — покачал головой Горька. Олмер фыркнул:

— Ну да, ты обещал, а они про это знают? Может, ты подрядился им свежее мясо доставлять?

Сашка уже хотел прямо рявкнуть, спрашивая, что к чему, но тут они все трое вышли на поляну. Сашка схватился за обрез, но Горька вцепился ему в запястье:

— Нет.

На поляне кольцом сидели не меньше двадцати волков — огромных серых существ, при виде незнакомого человека отчётливо подобравшихся. Но Горька, бесстрашно подойдя к самому большому, начал трепать его за загривок, как домашнего пса, приговаривая:

— Тихо, тихо… это друг. Мой друг, твой друг… Саш, не бойся, — он поднял голову, — они предупредили нас о ночной атаке. По-моему, это из-за моего браслета.

— Л-ладно… об этом потом поговорим… — Сашка старался всё-таки не делать резких движений. — Ты зачем меня сюда притащил?

— Смотри, — Горька указал в сторону… и Сашка почти забыл о волках.

В высокой сочной траве ничком лежало тело человека… сторка. В изорванном пятнистом комбинезоне на широких лямках, мягких высоких ботинках, на правом рукаве видна была большая эмблема в виде пикирующего крылатого кота. Всё — и трава кругом, и форма — было залито кровью, в стороне лежала кисть руки, сжимавшая небольшой бластер.

Сашка перевернул тело и процедил ругательство. Это был почти мальчишка — мертвенно-бледный даже для сторка, с перерванным чёрной раной горлом. Раны от волчьих клыков были и на ногах, и на животе.

— Вот так, — припечатал Горька. Сашка кивнул медленно, не вставая. Конечно же — точно такой же мальчишка погиб в винтокрыле почти две недели назад. — А теперь смотри ещё и сюда.

Волки подались в стороны, и Сашка увидел распростёртое на траве крылатое существо, похожее на огромного гладкошёрстного крылатого кота золотисто-серого цвета. Кот был весь в крови из глубоких ран, правое крыло (он лежал на левом боку) с удивительно красивыми перьями — коричневатыми с золотой и голубоватой окантовкой — широко распростёрто. Подальше лопаток широкими ремнями на спине мёртвого зверя крепилось удобное высокое седло, с которого тоже свисали ремни.

— Это что?! — ошалело спросил Сашка. — То есть, кто?! Я таких не знаю… на планете вообще нет крылатых млеко…

— Ку-ку, — Горька постучал по своей голове и щёлкнул языком. — Это накьятт. Крылатый кот со Сторкада, ты что, не помнишь?! На нём сюда прилетел этот… — кивок в сторону убитого сторка. — Олмер, помоги раненым, наконец!

— Каким?! — вытаращился мальчишка.

— О небо… волкам!

— Я?! — Олмер ненаигранно сглотнул.

— Нет, твой духовный двойник. Не бойся, они тебя не тронут!

— Я это уже слышал, — недоверчиво сказал Олмер. Неуверенно посвистел, сказал немного дрожащим голосом: — Кутя… Рекс, Джек… как там тебя… gehe hierher, behaart… [27] иди сюда, мохнатый… (немецк.) Ты мне голову не откусишь?

Старшие понаблюдали, как Олмер занялся лапой одного из волков. Потом Горька задумчиво сказал, кивнув на трупы сторка и накьятт:

— Итак. Это не вертушки с хвостиками, это не джаго и не местные забитые ополченцы. Куда мы ни пойдём — везде оказываются сторки, а сегодня ещё и с довеском. И я так понимаю, что этот выследил нас и вызвал винтокрыл. Неужели они так на нас ополчились из-за какого-то чиновного Абизьяна?

— Нет, из-за полевой кухни, — засмеялся Сашка. — А волки, всё-таки, слушай…

— Волки прикончили этих двоих, — снова кивок. — Саш, они и правда наши друзья.

— Наши? — прямо спросил Сашка. — Или твоего браслета?

— Посмотри, — вместо ответа понизил голос Горька. Сашка обернулся.

Стоя на колене, Олмер бинтовал лапу волку. Другой, с сильно разодранной мордой, лежал на траве, глядя на руки мальчика, третий — большой, немного рыжеватый — положил головищу на плечо Олмера и тоже внимательно наблюдал за его действиями. Ловко управляясь с бинтом, Олмер потирался щекой о волчью морду и насвистывал. Почувствовав взгляды друзей, он обернулся — и на лице германца появилась счастливая улыбка, глаза светились радостью:

— Им нравится, когда я свищу! — весело сказал он. — Ар-р… — и в шутку он попытался укусить волка на нос. Тот своими жуткими зубами схватил нежную человеческую кожу сбоку на горле — одним поворотом головы он мог бы вырвать мальчишке мышцу, артерию и гортань, но не сжимал зубов, а Олмер явно уже совсем не боялся. Волк с повреждённой лапой нетерпеливо заскулил, напоминая о себе. — Uh, entschuldige, d'lieb'Freund! [28] Ой, извини, дружище! (немецк.)