Дэйв Макара - Дни волка (СИ)

Петр Ильич внимательно уставился на меня и сердито щелкнул зубом.

Федька, намазав руку, замер столбом - действие этой жутко вонючей мази - мгновенное. В ее составе идет концентрат ТВ, с кучей вытяжек и химией, способной поднять мертвого из могилы.

Если кому-то захочется мазать мертвеца, дорогущим кремом, разумеется.

- Петр Ильич... Мне бы в город, попасть... Да ребят - пристроить, от чужих глаз - ушей, по дальше. - Несмотря на всю мою подозрительность, егерь вызывал у меня теплую симпатию. И пусть, я совершенно не понимаю женщин, не разбираюсь в лошадях и ничего не понимаю в собаках, но... Что-то мелькнуло у егеря в глазах.

- И, как на долго? Ребят, пристроить? - Петр Ильич, еще не зная ответа, уже приготовился что-то решать.

- Навсегда. - Отрубил я. - Даже чтобы я не знал - где они.

Федор и Летиция уставились на меня, как на врага номер один.

- Даже так... - Егерь усмехнулся. - Чудны дела твои, контрразведка.

- Лучше даже не знать, насколько - чудны... - Я почесал ухо. - Вам не знать, да и мне - забыть. А Вам, парочке - язык за зубы и молчок!

Оба засопели, сердито.

- Устроишь, Петр Ильич?

- Дьявол с тобой, устрою. - Махнул егерь рукой. - Есть варианты. Только годик - другой, пусть в заповеднике поживут. А там я их выведу.

- Вот и здорово! - Обрадовался я. - Спасибо, Петр Ильич. С меня причитается... Когда-нибудь...

- Не части. - Остановил меня мужчина. - Сперва, так сделаем... Этих, двоих, я к себе определю. Потом за тобой вернусь. Сядь в сторонке и не отсвечивай - спутник ходит раз в сутки, но... Чем дальше, тем свободнее. За час - обернусь. Потом увезу тебя, в Белокуриху, сдам в комендатуру. А там - сам выкручивайся.

- Выкручусь. - Я решительно почесал нос и замер. - Ильич, дай-ка мазь твою, чудодейственную...

"Дорниак", нанесенный на тыльную сторону ладони, махом вскипел и оставил после себя жуткие волдыри. И непередаваемую боль.

Клацая зубами, поливая руку из фляжки, вспомнил чудо-девочку Троле.

Она, таки, что-то сделала идеально.

Только иммунную систему - ушатала начисто!

И теперь, мало того, что у меня на что-то аллергия, так еще и с медициной будут проблемы!

От таблетки, предложенной егерем, я мужественно отказался - хрен его теперь знает, куда меня отправит тривиальный "анальгин"...

Флаер Вагнера, оказался припрятан почти в километре от дороги, под навесом из склоненных в шалаш, елей.

Очень даже здорово - сверху не увидеть, пока двигатель холодный.

Пока шли, волдыри полопались, и стало еще хуже - руку дергало и крутило.

Добравшись до флаера, Ильич достал из аптечки еще одну редкость - баллончик с псевдокожей и довольно хмыкнул, видя мои округлившиеся, глаза.

- У меня снабжение - лучше, чем на фронте! - Подмигнул он мне, заливая ожог белой пеной. - Все хотят свежатинки. А тут...

- Ох и выжига! - Расхохотался я. - Ох и пройдоха, ты, Петр Ильич!

- Алтайские, мы! - Гордо приосанился егерь, но не выдержал и расхохотался следом. - Не суди, хлопче. Жизнь здесь, не проще чем у Вас, там. И туристы у нас... Не простые... То из союзных, припрутся... То - вояки... Вот и экипировку, подкидывают. А остальное - вертимся. Привычные.

- Ильич... - Внезапно вступила в разговор Летиция. - А вояки, лет семь назад... Никаких, "побегушек", не устраивали?

Я, малость струхнул - уж слишком в лоб, задала вопрос девчонка.

- Семь? - Петр Ильич впялился сперва в лицо девушки, затем перевел взгляд в небеса. - Меньше знаешь - крепче спишь. Больше знаешь - "спи спокойно, Дорогой Товарищ"!

"Значит, бегали..."

Прощанье с моими спутниками по "Вишенке" - "Карталлеру", получилось быстрым - я пожал руку Федору, оставляя в его ладони маленький листочек с координатами моего прадеда и просьбой сообщить, как они устроятся.

Летиция меня обняла и расцеловала, уже сидя в кабине флаера.

Двери захлопнулись, машина приподнялась на метр от земли и скрылась из глаз, растворившись в еще пока, не по-осеннему, сочной и яркой, зелени.

Нахально забравшись в шалаш, сунул под голову баул и завалился отдыхать.

"... - У тебя, просто феноменальная способность притягивать к себе, хороших людей! - Капитан Матвеев, сидел напротив меня и стучал ручкой по столешнице. - Только, если хорошие люди вокруг тебя, то тогда, вокруг остальных...

Идея была понятна и продолжения не требовалось.

- Свободен, лейтенант. - Скомандовал Матвеев, отбрасывая ручку. - Через месяц, буду ходатайствовать, чтобы "звездочки" вернули. А пока - не обессудь, сам виноват!..."

А через девять дней мы получили сигнал из системы "Рашпиля"...

Шорохи леса, чистый воздух, тянущая боль в обожженной руке, плотный полог еловых ветвей над головой, баул, удобно смявшийся по форме головы - чего еще надо?

Правильно - пожрать!

Саморазогревающиеся пакеты, фляжка с водой и все. Всего делов - то, потянуть и повернуть, получив на выходе горячее блюдо.

На первое у меня был бигос, на второе - котлета, отчего-то, названная "по-киевски" и два сладких пирожка.

Сыто икнув, смял упаковку и убрал ее в баул - мусорить на природе не приучен. А на островах, за такое поведение, можно было и зубов лишиться!

После сытного обеда, навалилась дремота, и плавное течение мыслей перешло в другую плоскость.

От меня, офицера, ко мне - мальчишке.

Вроде и вспомнить, много чего, можно...

А присмотришься - и вспоминать - то нечего.

Побег мой, из дома, был скучен и прост - отправился в школу, а оказался на островах.

Директриса, взявшая за моду дергать учеников на всяческие олимпиады и прочие шоу, выдрессировала учителей настолько, что моё заявление, что Катерина Максимовна направила меня на олимпиаду, даже никто не проверил!

Вот и нарисовалось у меня пара часиков, которые и были моей форой.

Как выяснилось, форой у меня было не пара часиков - весь день!

Директриса, со своего поста слетела серебристой рыбкой - постарался дед.

В отместку, по словам Ольги, нашу семейку песочили все психологи, до которых дотянулись руки отдела образования.

"Собачья свалка", вышла знатная!

Искали даже на дне реки, будто я мог пойти и утопиться!

Блин, они бы еще меня на школьном чердаке, поискали - вдруг я повесился!

Правда, переодевался я, действительно, на чердаке и аккуратно повесил форму на плечики, сказывалось вбитое родителями, воспитание.

Ничего, острова быстро превратили меня в шалопая и выдергу!

Сунувшая свой нос в мой шалаш, кошка, с мявом вылетела и шмякнулась в заросли ежевики - не надо меня пугать! Я ведь, от страха и пукнуть могу!

Судя по кисточкам и бакенбардам, обидел я рысь...

С одной стороны, стало очень стыдно... А с другой - нефиг лезть, когда человек тащится!

Шорох приближающегося флаера, словно волшебный сигнал, прогнал всю мою замечательную сонливость.

Петр Ильич, уже избавившийся от своего комбеза и восседающий за рулем в обычном камуфляже, потерял толику импозантности, зато приобрел - значимость. На плечах его, выделялись погоны полковника и петлицы 4-го, отдельного, полка горных егерей "Росомаха".