Семен Кожанов - Противостояние

— Получается, у меня нет выбора?

— Получается, что так. Как говорил, один не безызвестный персонаж: Колхоз дело добровольное — хочешь вступай, не хочешь — к стенке. От себя могу гарантировать, что если согласишься, то будешь в числе первых, кто ворвется в правительственный квартал и сможешь вдоволь утолить свою жажду крови.

— А если там будут ваши депутаты?

— Ничего страшного, все кого надо, предупредят заранее.

— А с Варей как быть? — неожиданно спросил Степан.

— А тебе, что она так дорога? — впервые за время всего разговора сероглазый перешел на «ты».

— Да! — твердо ответил Степан, но в глубине души, стоит отметить, что он лукавил. Варя ему была не так дорога, просто хотелось сыграть на отцовских чувствах.

— Сами решайте. Если она тебе дорога, то ты сам как-нибудь придумаешь, как её отстранить от всех этих танцев с бубнами. Ну и каков будет ответ?

— Я согласен. НО… есть несколько НО. Во-первых, никакого балагана, отряд по-настоящему должен быть боевым, не просто кучка разряженных петухов, бравирующих перед камерами. Во-вторых, мое единоличное командование и я буду получать приказы только от одного человека. Как только мне начнут приказывать другие люди, я разворачиваюсь и ухожу. И, в-третьих, постоянное информирование обо всех изменениях. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — видя, как встрепенулся сероглазый, строго произнес Степан. — Вы политики народа гнилой. Вам слить своих, что два пальца обоссать!

— И, что это все? — вновь улыбнулся сероглазый. — Даже не спросишь, сколько денег тебе обломиться?

— Не спрошу. Мне все равно. Деньги — это всего лишь цветные бумажки.

— Ну, что ж я рад, что ты согласился, — резюмировал сероглазый. — Сейчас получишь кое-какие бумаги. Прочти все очень внимательно. Времени на формирование отряда очень мало. Надо успеть до начала февраля, потому что в конце февраля начнется самое интересное и к тому времени у нас должно быть боеспособное подразделение численностью не меньше сотни штыков.

Как сероглазый вызвал охранника Левченко так и не понял, вроде позы он не менял, знаков никаких не подавал, но неожиданно дверь открылась, и в комнату вошел неприметный субъект и положил перед Степаном простенькую картонную папку, разбухшую от содержимого.

— Тебе что-то еще надо? — поднимаясь со стула, спросил сероглазый.

— Воды, — коротко ответил Степан, не поднимая головы. Первый же листик в папке настолько заинтересовал Левченко, что он тут же углубился в чтение, забыв, что еще несколько минут назад его угрожали убить.

— Ну, как отдохнули, бойцы? Готовы к труду и обороне? — голос киевского генерала был нарочито весел и непринужден. Для ветерана милиции Слона, это говорило о многом. Значит — дела все хуже и хуже!

Владимир Словник оглядел своих подчиненных и еще несколько десятков сотрудников крымского «Беркута», прибывших в Киев и грустно вздохнул. Обстановка в городе накалялась с каждым днем. Противостояние на Майдане ив его окрестностях все больше и больше походило на гражданскую войну — были уже первые жертвы от огнестрельного оружия. Только за последнюю неделю в столкновениях на Майдане погибло сотрудников милиции и солдат Внутренних войск, больше чем за все предыдущие месяцы майдановской мясорубки. Протестанты открыто носили не только охотничьи ружья, но и пистолеты.

Почти каждый день гибли люди. Конечно, в средства массовой информации попадали далеко не все факты гибели сотрудников МВД, очень многие случаи замалчивались и чудесным образом видоизменялись, как например, было с тем автобусом, который подожгли отморозки в промзоне. По милицейским сводкам эта трагедия проходила не как умышленное убийство сотрудников милиции, совершенное по предварительному сговору группой лиц, а как банальная авария, повлекшая за собой гибель пассажиров автобуса. Утешало только одно — виновники получили достойное наказание!

— Слон, как думаешь, нас куда пошлют на Майдан или апартаменты Янука в Конче охранять? — пританцовывая от холода, спросил рядом стоящий Гришка Ломкин, он же — Гвоздь. — С одной стороны на Майдане труднее, но лучше кормят, а в Конче спокойней, но опять придется сухпаем давиться, да и смены там длиннее.

Владимир пропустил вопрос мимо ушей, он как будто выпал из реальности, мысли его были далеко от Киева и этого опостылевшего пирона жэдэ вокзала. Мыслями он был дома с женой и дочкой. Больше всего Слону хотелось вернуться домой к семье. Надоел этот промозглый Киев, с его протестантами и митингующими, которые, кажется, уже сами не знали, чего они хотят и за что борются. Триумвират оппозиции, состоящий из лидеров политических партий: «Свобода», «Батькiвщина» и «Удар» уже не мог контролировать и управлять толпой. Еще пара дней и толпа выйдет из-под контроля и начнется кошмар. При этом нынешняя власть казалось ничего вокруг не замечает и никаких активных действий, чтобы хоть как-то контролировать обстановку не предпринимает.

— Слон, ну ты, что уснул? — незаметно для остальных, Гвоздь ткнул друга в бок. — Я спрашиваю: куда нас пошлют?

— На фуй!

— Чего?!

— Я говорю, что нас всех пошлют на фуй. Чего не понятно? Куда бы нас сегодня не засунули, считай, что мы смертники. Еще пара дней и толпа пойдет на штурм.

— Ну и хай идут, — легкомысленно отмахнулся рукой Гвоздь. — Я слышал, что во многих подразделениях уже выдали табельное оружие и боевые патроны.

— Пистолетами и автоматами толпу не остановить. Даже десяток пулеметов не справиться. Когда толпа прет, то она безумна. Они будут погибать, но идти вперед… погибать и идти… переступать через трупы своих товарищей и переть вперед.

— Да, ну тебя! Хрень какую-то городишь! Помнишь, как шесть лет назад нас залетные прижали, мы тогда на усиление были с гайцами. Нас четверо, а тех почти дюжина. Помнишь? Двоим сразу же ляшки прострелили, остальные сами на землю бухнулись и даже не пикнули. Так у них, считай, на всю кодлу, шесть пистолей было и две «Ксюхи». Главное не бздеть и действовать решительно!

— Ага, — скептически скривился Слон. — Решительно. Кто тут у нас решительный? Министр МВД? Президент? Кто? Были бы они решительные, разогнали бы весь этот балаган еще в декабре. Так нет же, позволили вновь все это движение замутить. Уроды!

— И не говори! Уроды и трусы! Да, послал же бог начальничков. Но ничего, вот выдадут нам оружие, и разгоним мы всю эту шоблу по домам.

— Нет, Гвоздь, не разгоним. Теперь все по-другому. Теперь толпа живая и она хочет крови.

Гвоздь ничего не ответил, лишь пробурчал что-то под нос и отвернулся в другую сторону. Владимир всерьез начал обдумывать способы вернуться домой. С одной стороны бросать своих товарищей очень не хотелось, а с другой стороны на душе было очень не спокойно — тяжелая боль тяжелыми тисками сдавливала грудь, мешая дышать. Слон физически ощущал приближение беды. Большой беды! Скоро, совсем скоро должно было произойти что-то очень и очень страшное.