Петер Фехервари - Культы генокрадов (ЛП)

Замедлив ход, Сенка приблизился к аванпосту. Он располагался вблизи от края Плиты, где попадались опасные участки рельефа. Чёрные Флаги уже потеряли одного «Часового», свалившегося в бездну, и Казимиру не улыбалось стать вторым наездником, рухнувшим в Провал Простака. Кроме того, после жестоких потерь на Облазти в полку осталось крайне мало боевых машин. Недопустимо, чтобы Восьмой лишался техники из-за безответственных пилотов, и, чего бы ни лишился лейтенант, гордость всадника оставалась при нём.

— Говорит Акула Сенка, — передал он на заставу. — Совершаю обход по периметру «Дельта», на радаре чисто. Докладывайте, Шестая.

Казимиру ответило шипение белого шума.

— Застава-шесть, как слышите? — повторил наездник. — Доложите о ситуации, Шестая.

Наконец в воксе прозвучало:

— Говорит Застава-шесть .

Сенка взглянул на расписание, приклеенное скотчем к пульту управления.

— Кридд? — уточнил он. — Это ты, капрал?

Последовала пауза, словно человек на той стороне задумался над вопросом, и затем:

— Мы ждали тебя, лейтенант .

Голос собеседника казался апатичным. Растерянным .

— Ждали? — Казимир нахмурился.

Конечно, ждали. Они же несли дозорную вахту.

— Она велела нам подождать… чтобы потом сказать тебе… — мучительное молчание. — Что они знают .

— Повторите, Шестая, — запросил пилот.

— Они знают тебя, Сенка .

— Вас не понял…

— Нет, ты понял меня , — настойчиво возразил голос. Заметно тише, словно собеседник обращался к кому-то другому, он добавил: — Я закончил, Бенедек .

— Кридд? — повысил тон лейтенант. — Капрал, что…

Его оборвал сдвоенный треск лазразрядов — выстрелы разделила доля секунды.

— Кридд? — позвал Казимир. — Бенедек?

Он переключил каналы, пытаясь достучаться до Кладовки, хотя и знал, что во время помрачения связь бесполезна. Осознав, что просто откладывает следующий шаг, Сенка нехотя перевёл «Часового» в неподвижную стойку. Пока ноги машины сгибались, опуская кабину, пилот натянул дыхательную маску.

« Они знают », — сказал Кридд.

Боясь передумать, лейтенант поспешно откинул фонарь. Внутрь тут же ворвался песчаный шквал, жаждущий загрязнять и обдирать всё подряд. Выбираясь наружу, Казимир подумал, что на базе наверняка наслушается крепких словечек от машиновидца Тарканте. До земли оставалось больше полутора метров, но Сенка знал порядок высадки лучше, чем свои пять пальцев.

«Зря я всё-таки вылез», — подумал всадник, сжимая зацепы на корпусе машины. Выпустив их, лейтенант ловко приземлился на согнутые ноги. В бункер, находившийся примерно в двадцати шагах от него, по-прежнему упиралось копьё света из прожектора «Часового». Казимир направился к аванпосту, словно бы излучавшему угрозу. Оказалось, что люк заперт, но у Сенки были при себе коды для всех застав. Он уже поднял руку, но вдруг замер, глядя на металлическую дверь, покрытую вмятинами и глубокими параллельными бороздами.

«Вали отсюда. Беги и не останавливайся».

Сражаясь с растущим страхом, лейтенант вбил код в панель доступа и поднял пистолет. Зашипела пневматическая система, разомкнулись запирающие сцепки, и люк распахнулся.

— Кридд! — рявкнул пилот, перекрикивая бурю. — Бенедек!

Изнутри донесся булькающий, мучительный стон.

« Они знают тебя ».

— Ничего они не знают! — прошипел Сенка, заходя внутрь.

Дозорные распластались у противоположных стен тесного бункера. Капрал, во лбу которого зияла обугленная дыра, сжимал в руке разряженный лазпистолет. Ещё живой Бенедек с хрипом втягивал воздух, судорожно зажимая дымящуюся рану в горле. Всадник опустился на колени рядом с умирающим, и тот уставился на Казимира расширенными от ужаса глазами.

— Зачем? — спросил лейтенант. Больше ничего не приходило в голову.

— Тижерук , — просипел рядовой, выдавив три слога на последнем издыхании.

Сенка замер, пытаясь отогнать это древнее, гибельное слово.

«Тижерук»… Ночные Плетельщики…

По пятам за страхом явилась вина, и Казимир вновь оказался среди часовен Спирали, которые он сжигал до основания вместе с товарищами-пуританами. Эти рейды по всей Плите не были разрешены официально, но приказ совершить их, несомненно, пришёл откуда-то сверху. Вначале обходилось почти без насилия: сектанты с пустыми глазами просто стояли вокруг осквернённых знаком спирали храмов, переосвящаемых огнём. У четвертого святилища всё изменилось…

«Мы убили жреца, — взволнованно подумал лейтенант. — А что, если Спираль не была ересью? Неужели мы накликали Ночных Плетельщиков на свои головы?»

— Казимир, — прошептал чей-то голос. — Казимир Сенка…

Резко обернувшись, пилот заметил, как нечто огромное и темное выскальзывает из луча прожектора и пропадает в буре.

— Кто здесь? — заорал он, целясь из пистолета в тени за люком.

— Не бойся, Казимир, — ответил голос, ласковый и определённо женский.

«Почему я слышу её сквозь ураган?» — поразился Сенка, но осознание странности происходящего почему-то не сменилось ужасом. Напротив, его страх ослабевал — таял, словно лёд под палящим солнцем.

«Но здесь же нет ни солнца, ни света», — смутно удивился всадник

Затем Казимир осознал, что в дверном проходе кто-то стоит. Длинная ряса, что окутывала создание, как будто распускала лепестки вокруг его головы и скрывала лицо. В существе таилась загадка, и всё же лейтенант знал, что не должен бояться его — её . Решив опустить пистолет, Сенка обнаружил, что оружие уже в кобуре. Женщина сняла капюшон, и пилот увидел, что она даже прекраснее, чем образ, вставший перед ним при звуках её голоса.

— Моё имя — Ксифаули, — назвалась незнакомка, — и я знаю тебя, Казимир Сенка.

Лейтенант понял, что она впервые заговорила вслух.

Всякий раз, когда ярилась сажевая буря, — как нынешней ночью — Собиратель поднимался на высочайшую башню Кладовки и закрывался в комнате, запретной для всех, даже для проповедника, который возвысил его от ничтожного солдата до святого крестоносца.

Полк возвёл свою крепость вокруг космопорта, защитив тем самым наиболее важный объект на планете. Что более важно, её построили в соответствии с благословенными видениями Собирателя. Главным из его требований стало наличие высокой, ничем не украшенной башни. В округлой комнате у вершины башни не было ничего, кроме грёз самого крестоносца, ящичка с автоперьями, которыми он записывал содержание снов, и лестницы, ведущей на мансарду. Голые стены изначально покрывала белая краска, но эта безразличная пустота вскоре сдала позиции.

На протяжении месяцев великий труд Собирателя обретал форму, обвивая помещение чёрной паутиной неразборчиво-бредовых фраз. В её диковинные сплетения попадались бесчисленные символы: ангелы и орлы, звёзды и черепа, шестерни и освящённые клинки — и множество безымянных явлений, жаждавших обрести бытие .