Петер Фехервари - Культы генокрадов

— Готово! — заорал кто-то. — Крест, оно сдохло!

Капитан уставился на женщину в дыхательной маске.

— Тут ещё куча других уродов, — настойчиво добавила Рахель. — Пора валить, Крест!

Вскоре гвардейцы отыскали лестницу. Ступеньки её покрывала слизь, а крепежные болты явно ослабли. Клавель осторожно подергал трап и нахмурился — тот подался в его хватке.

— Взбираться можно только по одному, — сказал он.

Первым пошёл Трухильо. Пока он поднимался, Висельники укрылись за статуей погружённого в мрачные раздумья кардинала. Бойцы прислушивались к тому, как обитатели ямы ковыляют по лабиринту развалин. Казалось, что теперь существа бранятся между собой.

«Ссорятся из-за мертвых, — предположил капитан. — И наших, и сородичей».

— Залез , — воксировал Трухильо. — Лестница совсем плохая. Забирайтесь медленно .

Политофицер решил идти следом. Первый боец проверил состояние трапа, каждый следующий подъём становился опаснее предыдущего… Тот, кто поднимался вторым, рисковал меньше всех.

«Да что ты за комиссар вообще, Клавель?» — удивился Крест, и отнюдь не впервые.

— Так кто же ходит по твоей могиле? — спросила Рахель, когда они с капитаном остались наедине. Женщина говорила тихо, не сводя глаз с лабиринта.

— Моей могиле?

— У нас на Затонувших Мирах есть такая поговорка, — Рахель покачала головой. — Я имела в виду, что за дух преследует тебя ? Не отрицай, это же очевидно.

— Дух, преследующий меня? — Эмброуз задумался. — Наверное, речь обо мне самом.

— Это понятно, работа у нас такая, — фыркнула женщина. — Нет, я же видела, как ты дрался за стеной. К тебе, друг, прицепился ещё один призрак.

Она показала на глазную повязку Креста.

— Может, дух как-то связан с этим?

— Нет, Рахель, глаз тут ни при чём, — покачал головой офицер. Его рука под перчаткой жутко чесалась, словно паразиты вернулись довершить начатое. — Я…

— Залез , — воксировал Клавель. — Следующий — капитан Крест .

— Вас поняла, — отозвалась Рахель. — Давай, Крест.

Эмброуз хотел возразить, но понял, что лишь зря потратит время, а сочащийся сверху унылый солнечный свет быстро тускнел. Утро ещё не закончилось, но на Искуплении это почти ничего не значило. Тучи понемногу сгущались, погружая гору в извечный сумрак.

— Потом расскажешь мне свою историю, — сказал капитан, забираясь наверх. — Только призрак может узнать другого призрака, рядовой.

Подъём продолжался долго. Ступеньки, перемазанные скользкой слизью, то и дело начинали дрожать, вынуждая остановиться. Крест уже ловил ртом воздух, когда Трухильо помог ему перевалиться через край. Яма под ними окончательно погрузилась во тьму.

— Залез, — передал Крест. — Выбирайся оттуда, Рахель.

— Поняла тебя. Поднимаюсь .

Женщина была уже в паре метров от вершины, когда лестница громко заскрипела и сильно покачнулась. Плазмомётчица замерла. Бросившись ничком, Эмброуз и Трухильо протянули ей руки.

— Хватайся, боец! — потребовал капитан.

— Трап выдержит, — отозвалась Рахель. — Мне просто надо…

С визгом раздираемого металла лестница оторвалась от стены и слегка накренилась. Покачавшись, она замерла на мгновение — и плавно унеслась по дуге во тьму вместе с живым грузом. Через несколько долгих секунд гвардейцы услышали, как трап с грохотом обрушился на развалины, и отродья шумно завопили в ответ.

— Рахель! — крикнул Крест.

Ответа он не ждал и не получил.

Последние лучи света уже угасли, когда трое выживших продолжили путь. Клавель, судя по всему, имёл четкое представление о планировке аббатства, поэтому двое других молча следовали за ним. Эмброуз решил, что комиссар изучил схему помещений перед заданием, но, если и так, сведениями он ни с кем не поделился. Политофицер уверенно направлял бойцов всё выше и выше, на самые верхние этажи монастыря. За исключением погребальной ямы, здание было практически целым и, видимо, необитаемым, но в нём везде чувствовалась давящая атмосфера.

— Здесь, — произнёс Клавель, останавливаясь в конце коридора с чередой колонн. В стене перед гвардейцами находилась круглая металлическая дверь с рельефным гербом ордена, которому принадлежало аббатство: кинжаловидного терния, окружённого цепями. Поверхность заслонки покрывали царапины и следы гари, но урон явно был несущественным. Большую часть кладки возле люка разбили, однако под ней находился тот же непробиваемый металл.

— Не смогли войти, — заметил Трухильо, — и свихнулись от злости.

— Я не понимаю, как нам добиться большего, — Крест похлопал по двери ладонью. — Похоже на сплошную сталь.

Он огляделся.

— Даже кодовой панели не вижу.

— Механизмы Святой Гавани сокрыты от глаз, — сказал комиссар, — и врата её откованы из адамантия. Отойдите в сторону, капитан.

«Теперь ты даже не притворяешься, — подумал Эмброуз, пропуская Клавеля. — Наверное, маскарад больше не нужен, потому что мы на месте?»

Политофицер коснулся вершины терния, подождал несколько секунд, затем провел пальцами вдоль шипа, вновь остановился, сдвинул ладонь влево и описал дугу вдоль цепей до наивысшей точки окружности. Помедлив, комиссар убрал руку и начал последовательность заново.

— Чем он занялся? — хмуро спросил Трухильо.

— Наверное, в люк встроён какой-нибудь гаптический сенсор, — несмотря на подозрения в адрес Клавеля, происходящее заинтриговало капитана. До того, как пойти в солдаты, Эмброуз был ученым, и любознательность по-прежнему жила в нём. — Вероятно, он запрограммирован распознавать определённые тактильные шаблоны.

Висельник непонимающе взглянул на Креста.

— Открывается жестами, — пояснил тот и добавил, когда политофицер в очередной раз сбился: — Хотя не уверен, что он знает верный шифр.

Множество попыток спустя раздался благозвучный перезвон, и заслонка начала вращаться по часовой стрелке, медленно ввинчиваясь вглубь стены. Задвинувшись почти на метр, люк резко отъехал вправо и скрылся в специальной нише.

— Ничего не трогать, — предупредил комиссар и шагнул внутрь.

Имперцы зашли в маленькую комнату с потолочным куполом чуть больше четырёх метров высотой. У дальней стены находился каменный столик, поверхность которого покрывали встроенные панели какого-то устройства. Хотя в помещении целый век никто не появлялся, циферблаты и экранчики на них по-прежнему светились. Рядом лежало перевёрнутое кресло с высокой спинкой, окружённое грудой книг и размотанных свитков; очевидно, они рассыпались при падении мебели. Слева, в глубоком алькове, располагались пустая койка и базовые удобства. Справа бойцы увидели алтарь.

— Семь Преисподних, — выдохнул Крест, изучая реликвию в его центре — округлый барельеф из тёмной бронзы, прибитый к стене тяжёлыми железными шипами. На нём изображалось сплетение созвездий, опутанных терниями, а из середины его смотрело крупное лицо, расчерченное прямыми линиями шрамов. Плоть мученика пронзали колючки, глаза его были зажмурены, а челюсти стиснуты, будто он пытался сдержать болезненный вопль. Невыразимый ужас и жестокая пытка искажали орлиные черты создания, но его узнал бы каждый из людей. Подобные иконы сотни раз встречались Эмброузу во время странствий.