Дмитрий Христосенко - Кровь дракона. Остаться в живых

Вон, следом за вами и остальные запросятся, и что я буду делать? К себе взять? – Седоусый громила вновь метко плюнул под копыта. Маркграф метнул на него раздраженный взгляд, но голос его, когда он продолжил, остался спокойным: – Так вы неправильные какие-то человеки, странные, с орками якшаетесь. Подозрительно это. Нет, раз вы так с ними дружны, то и разлучать столь верных друзей негоже. Или не толь ко друзей?

Раскатистый хохот раздался со стороны прислужников маркграфа. Посыпались насмешки и комментарии. Даже кто-то из пленников фыркнул, из столичных дворян – пленные ополченцы боялись звук подать в присутствии столь важного господина, а нугарцы хранили угрюмое молчание, они ценили храбрость и обращали не слишком большое внимание на цвет кожи или наличие-отсутствие выпирающих клыков.

Альгерд дождался, когда смех стихнет, и продолжил:

– Составите оркам компанию – без вас им, наверное, скучно.

Два подвешенных за ноги тела присоединились к четырем другим.

– Ну, что, дружище, видать, судьба у нас такая: и бились вместе, и помирать рядом будем. – обратился один из орков к седоусому громиле.

– Что ж, против судьбы не попрешь, – философски отозвался тот, если бы он не раскачивался вниз головой, то еще бы пожал плечами. – Она, зараза, все одно на своем настоит.

Орк хохотнул.

Альгерд Турон не стал прислушиваться к их разговору, маркграф потрепал по гриве коня, наклонился вперед, готовясь дать шпоры, но тут взгляд его зацепился за куцый строй пленников, что-то его насторожило. Он непроизвольно положил руку на рукоять меча. Заметив его жест, напряглись и его рыцари, кто-то потянулся за булавой, кто-то последовал примеру сюзерена и взялся за меч, самые нетерпеливые и вовсе потянули оружие из ножен. О причинах недовольства Альгерда не знал никто из его сподвижников, но бросаемые ими красноречивые взгляды на кучку пленных ясно показывали, кого считают виновником. Маркграфу стоило только подать знак, и воины готовы были изрубить на куски всех пленников.

Маркграф знака не подал. Он не собирался уничтожать всех захваченных в бою врагов.

– Он! – указал Альгерд.

Воины бросились вперед, словно спущенные с поводка гончие, растолкали в стороны нугарцев, не слишком-то торопящихся уступить дорогу, и выволокли из строя бледного до синевы воина, с трудом стоящего на ногах. Когда его подтащили ближе, в нос ударил тяжелый запах гниющей плоти, и маркграфу вновь пришлось прибегнуть к помощи надушенного платка. Раненого грубо толкнули вперед, и он, неудержавшись на ногах, плюхнулся в пыль под копыта коня.

– Урвальд, добей! – распорядился туронский маркграф.

В толпе пленных нугарцев возникла какая-то возня. Кто-то рвался вперед, отталкивая товарищей, но те крепко ухватили его за руки и не пускали.

– Шеп!

Распростертый в пыли воин завозился, с трудом приподнялся, но встать на ноги не хватило сил. Но и стоять перед туронским мятежником на коленях воин не собирался, поэтому уселся прямо на землю, упираясь в нее руками, чтобы не упасть. Шепет повернул голову в сторону нугарцев и выкрикнул:

– Сэр, смерть придет за каждым. И когда я служил у вас, то всегда знал, что однажды она придет за мной.

Так же как когда-нибудь – надеюсь, скоро! – она при дет и за этим ублюдком.

Сидящий в пыли раненый солдат мотнул головой в сторону маркграфа. Тот побагровел от злости и вызверился на замешкавшегося вассала:

– Урвальд! Руби!

Рыцарь не горел желанием чинить расправу над безоружным, беспомощным пленником, но, столкнувшись в бешеным взглядом своего господина, не осмелился перечить. Закусив губу, он резко выхватил блеснувшую в лучах солнца длинную полосу стали и рубанул по шее пленника. В толпе нугарцев кто-то взвыл и выплеснул поток ругательств на головы врагов, но сотоварищи заткнули ему рот. Он мотал головой, пытался вывернуться из захвата, мычал, бешено вращал глазами, но, убедившись в бесплодности попыток освободиться, обмяк на руках товарищей и всхлипнул.

Маркграф указал еще на двоих тяжелораненых, их тоже выволокли из строя и зарубили. Запах крови будоражил обоняние, и ноздри маркграфа подрагивали.

Он остановил свой затуманенный взгляд на стоящем в первом ряду пленнике, в лохмотьях которого угадывался мундир гвардейских стрелков. На его сапогах поблескивали золотые шпоры.

– Ты??! – в голосе Альгерда удивление смешалось с возмущением. – Ты рыцарь! Как у тебя хватило наглости опозорить столь высокое звание и взять в руки оружие простолюдинов! На колени, червь!

– Я-то – рыцарь, а ты – кто? Бунтовщик! – сказал, как выплюнул, гвардеец.

Туронские солдаты заломили ему руки и попытались поставить на колени, но он оттолкнул их. Нугарцы зароптали. Кто-то выкрикнул:

– Ты не можешь поставить рыцаря на колени!

Маркграф соскочил с коня, повернулся к строю пленников и, уперев руки в бока, заявил надменно:

– Я лишаю его этого звания, как опозорившего все наше сословие.

Столичные дворяне промолчали, глядя на обезглавленные тела, но из рядов нугарцев вновь донеслось:

– Ты не имеешь на это права!

А гвардеец, предпочевший упасть на землю, но не встать на колени, дерзко заявил:

– Тогда тебя нужно лишить звания первым, пре датель!

Один из туронских солдат поспешно заткнул ему рот, но стрелок мотнул головой и вцепился в опрометчиво подставленную руку зубами. В тисках мощных челюстей что-то хрустнуло, и всех оглушил пронзительный визг на грани ультразвука. Сотоварищи туронца обрушили на гвардейца град ударов, но он только сильнее сжимал челюсти. Ряд нугарцев дружно шагнул вперед, но в грудь им уперся частокол копий. Заскрипели натягиваемые тетивы луков. Стрелки выстроились за спиной копейщиков. Нугарцы остановились, с ненавистью глядя на солдат маркграфа.

Совместными усилиями десятка человек удалось оторвать гвардейца от его жертвы. Пострадавший верещал, глядя на искалеченную руку, а стрелок выплюнул изо рта два окровавленных огрызка, бывших еще минуту назад пальцами, и расхохотался. Кто-то из туронцев врезал ему эфесом меча по зубам, и он захлебнулся смехом, закашлялся, выплевывая беловатые обломки.

– Ульвард!

Рыцарь отрицательно замотал головой:

– Так нельзя, сэр! В отличие от тех, – он кивнул головой на обезглавленные тела, – он – рыцарь.

Маркграф увидел непреклонную решимость на лице молодого рыцаря и не стал настаивать, отложив месть строптивому вассалу на будущее. Обратился к солдату, выбившему стрелку зубы эфесом меча:

– Солдат, руби!

Тот ухмыльнулся и ударом в грудь пригвоздил гвардейца к земле. Наступил ногой на трепыхающееся тело и вытащил клинок, провернув его в ране.

Маркграф сунул руку в кошель и бросил исполнительному подчиненному монету: