Каждый за себя (СИ)

Он прошел к одной из дверей и на некоторое время исчез. Айя безо всякого интереса проводила его взглядом, а потом вдруг оживилась, увидев оставленное на столе оружие. Ведь если схватить и...

И что?

Вряд ли удастся грохнуть его на его же территории. Но, даже предположим, у нее получится. Случится чудо. Что потом? Что она будет делать?

Девушка все же с легким сожалением отвела взгляд от автомата. Хм.

А вот тот маленький пистолетик...

Айя встала, подошла к столу, даже не пытаясь соблюдать тишину. Взяла оружие. Покрутила в руках и сказала:

– Я у Дока взяла пистолет. Жаль, что не вернули.

Керро вернулся, неся в руках скатку спальника. И – чем особенно удивил свою гостью – старую пластиковую щетку.

– Слишком быстро пришлось уходить. Вернут, – сказал он и добавил: – А брать чужое оружие невежливо.

- Извини, - девушка поспешно отдернула руки.

Мужчина передал ей спальник, щетку и показал на пол:

– Устраивайся. Разговоры завтра.

Керро сел дальше чистить дерринджер. Айя подмела комнату, несколько раз звонко чихнула, раскладывая спальник, который тоже был пыльным. Девушка кое-как расстелила его, сняла куртку, свернула ее в несколько оборотов, устроила в изголовье вместо подушки и забралась внутрь мешка.

– Спокойной ночи, – пробормотала она.

Ответом была, конечно, тишина.

Горел свет, мужчина возился с оружием, было тихо. Но все-таки заснуть не получалось. Айя долго возилась, устраивая сперва больной бок, а потом больную голову. Однако когда одному становилось хоть капельку комфортно, другое сразу же спешило о себе напомнить. Приходилось снова елозить, но, несмотря на все усилия, хоть сколько-то удобно лечь не удавалось. Наконец, намаявшись, девушка села и поглядела на Керро. Тот уже снял бронежилет и теперь о чем-то размышлял над листом бумаги.

– Что ты там пишешь? – осторожно спросила Айя.

– Чего не спишь? Бок, что ли, болит? – Керро отвлекся, достал из нарукавного кармана куртки маленькую коробочку, вытащил из нее таблетку и бросил гостье: – На.

Она поймала на удивление ловко. Оглядела. Таблетка была крохотная.

– Через полчаса отпустит, – сказал мужчина.

– Керро? – Айя проглотила таблетку, накинула на плечи куртку и, чтобы отвлечься от дергающей боли в боку и озноба, решилась все-таки снова с ним заговорить: – А кто такие эти люди? Алиса, Тереза, доктор Куин… Откуда они взялись?

– Кролики-то? – спросил собеседник.

– Почему кролики? – удивилась девушка.

Он в привычной уже манере проигнорировал ее вопрос и невозмутимо продолжил:

– Кроли – это кроли. Они когда к нам в первый раз приехали, о них слава шла – будь здоров. И резкие, и дерзкие, и не боятся ничего, и хрен предскажешь, что сделают. В предыдущем секторе они из-под удара вышли и тамошних бонз вырезали нахрен. Все ждали: под себя сектор подомнут, а они возьми да и свали. Там еще долго после этого беспредел творился. И вот это счастье – к нам.

Айя похлопала глазами, но, кто такие бонзы, спрашивать не стала. Все равно ведь опять сделает вид, что не услышал. Керро тем временем повернулся к ней, отвлекшись от своей бумажки, и продолжил:

– Ну и вот собрали сходняк все бонзы, я, еще двое... Базарили-базарили, добазарились, что, мол, надо попробовать кролей в рамочки аккуратненько ввести, чтоб они жили, но другим не мешали. Ну, или в меру мешали. Вызвался я. Пришел к ним. Тут потрепался, там помог, здесь слегонца разрулил, где-то чуток припахал...

– Алису трахнул… – пробормотала Айя.

– И не раз, – усмехнулся Керро.

Надо же, услышал! Не проигнорировал.

– Потом, здесь притормозил, там направил... – спокойно продолжил он и закончил: – В общем, через две недели кроли никому серьезному уже не мешали, а если с умом подойти, то и помогали. Адаптировались, то есть, к условиям реальности.

– А откуда они все-таки? – снова влезла Айя.

– Во многих знаниях многие печали, как говорит Мать Тереза, – ответил собеседник.

– Но все-таки? Или это закрытая информация? – корпоративная фразочка соскочила с языка сама собой.

Керро хмыкнул.

– Да кому она нужна, закрывать ее, – зевнул он. – Была когда-то корпорация. И надумала она с наркозависимостью побороться. Не то топы чересчур увлеклись, не то работяги от промнаркоты дохнуть стали сверх нормы... Ну, построили лабораторию, наловили материала, подсадили на разные виды дури и стали лечить. Что характерно, успешно вылечили, но побочным эффектом оказалось стирание личности. Обнуление памяти. Мозги – в сублимат. В итоге программу задвинули. Но чуть погодя вылез новый научник, мол, а давайте по стертому чего-нибудь новое пропишем? У меня и методика революционная есть! Вот и прописали. Что вышло – сама видела. Взяли за основу нереальные личности. Так результат проконтролировать проще, у них же черты характера ярче обозначены, чем у обычного человека. В общем, всё получилось. Но вот что с новыми личностями делать, никто не знал. Потом еще один научник, уже третий по счету, выступил с предложением обкатать методы нефармацевтической стимуляции организма. Тоже успешно. Если как-нибудь Алису в деле увидишь – поймешь...

– А четвертый был? – не то чтобы Айя так уж хотела знать ответ, но надо было сказать хоть что-то и заглушить идущий словно из глубины голос Матери Терезы: «Ибо шел я долиною смертной тени, и не было окрест ни зверя, ни человека. И лишь отчаяние было моим спутником, да густой туман окружал меня...»

– Был. Но накосорезить не успел, – Керро развел руками. – Сгорела лаборатория. Внезапно. Ну, а в мире появились кролики.

– Так почему «кролики»? – беспомощно спросила Айя, в голове у которой спокойно и размеренно продолжал вещать голос: «И отобрал я оружие адово, и трижды по десять раз опустилось оно на голову вражью, покуда не перестала нечисть в обличии людском дергаться. А Господь сказал мне...»

Ее собеседник голоса безумца не слышал, но все-таки пояснил.

– А у них изначально трое главных рулили: Кролик Роджер, Кролик Банни и Братец Кролик. Вот и прицепилось. Ну, а остальным беглецам пофиг было, – Керро скривился, смял бумагу, которую крутил в руках, кинул комок на металлический лист и поджег. – Спи. Скоро закрутится, и тогда не до отдыха уже будет.

Девушка открыла было рот, чтобы спросить, что именно закрутится, но собеседник бросил на нее тяжелый взгляд и повторил:

– Спи.

Поэтому она снова сняла куртку, свернула ее и положила под голову. А затем закрыла глаза и мгновенно провалилась в черноту сна.

* * *

У боли сотни оттенков, но цвет всегда один – белый, выжигающий глаза. Такой яркий, что слепнешь, заливаясь слезами, не в силах разлепить веки.

Айя знает: когда лампочки в потолке вспыхивают столь ярко – к ней идут. И до тех пор, пока не срабатывает пневматический механизм на двери, она замирает, крепко зажмуриваясь, в надежде, что свет побледнеет, перестанет отражаться от белых стен и потолков, от безупречно чистого блестящего кафеля, поблекнет, смеркнется, и о ней забудут. Но потом с шелестящим присвистом отходит дверь бокса, и от этого звука тело сводит судорога.