Иван Константинов - Ястреб в огне

Даже здесь, в трех километрах от стен, посреди ночной долины, запахи продолжали преследовать его, въевшись в одежду, волосы, кожу - теперь их можно было разве что выжечь. И долина не пахла так, как полагается. В ней не было спокойствия, не было величия: шепталась вода, шелестела сухая трава, кто-то кричал на ферме неподалеку, отдавая приказы. В темноте по дороге то и дело пролетали кары, не включая фар - местные знали дорогу чуть ли не на ощупь.

Как и Шото.

Он дотронулся до меча в простых кожаных ножнах, лежащего рядом - рефлекторно, проверяя, на месте ли. Потом достал из подсумка кусок вяленого мяса, завернутого в виноградные листья.

Мясо было жестким и волокнистым - мертвые мышцы с запахом дыма.

Он ел, и вспоминал убежище Шипов - их самую первую базу, старый склад, который нашел он сам. Душное место в вечной тени. Вспоминал, как шел по нему несколько часов назад, пытаясь воссоздать рисунок боя по кровавым разводам и пятнам на полу.

Он криво улыбнулся, и внутри что-то дрогнуло. Чужой страх, тонкий болезненный ручеек, который никак не мог принадлежать Шото-Пауку.

Ведьма была быстрой. Страшно, невозможно быстрой. Он почти завидовал тем, кто был там, кто видел, как она сражается. Ему достались только следы, чтобы представлять: как она обходила Шипов, сгоняя в центр зала, убивала одиночек, оставшихся с краю, разделяя наемников на группы, и постоянно меняя цели. Изломанный рисунок ее шагов часто прерывался, и его губы снова дрогнули, при воспоминании о ее прыжке на площади.

Хороший враг.

Из-за такого врага не стыдно отступить. То, как она ударила в ответ, всего через несколько часов после налета на Верхний город, и жесткость этого удара - никаких переговоров или компромиссов.

В течении одного дня в городе почти не осталось союзников. Развалились отлаженные схемы, исчез Картель - судя по всему, в одном из подвалов, в самом центре Хокса.

Но пропустить удар - это еще не проиграть бой.

Шото жевал мясо, и смотрел на холмы, едва проступающие на фоне звездного неба. За ними, через равные промежутки времени, появлялись и исчезали бледные световые столбы, продвигаясь все дальше и дальше к востоку.

Мощные прожектора, установленные на ведущих броневиках, прокладывающих путь.

Совсем близко.

Долина беззащитна. Нужно не более получаса, чтобы ворваться в нее, смести сторожевые вышки, или просто обойти их. И растечься лавой, вдоль вех, видимых только посвященным. Установленных Шото еще две недели назад, указывающих на достаточно широкие дороги и въезды, не ведущие в тупики.

Полчаса на вход, и еще час - чтобы встать у самых стен.

Дальше планы заканчиваются, обрываются в кровавых письменах, выведенных клинком ведьмы - похоже, она тоже использует короткий меч. Диверсии не удались, ворота придется расстреливать. Это значит, что кары далеко не пройдут, и придется взрывать дома, теряя добычу.

И Хайд, с его обычным, непроницаемо-спокойным лицом спросит: «Почему?».

Шото смял виноградные листья, и бросил в воду, бегущую по дну канала. При мысли о вопросах Хайда трещина внутри росла, истекая холодом, который совсем не следовало выпускать наружу. Иначе проще было сразу приставить игольник к подбородку и нажать на спуск.

Ответ на эти вопросы должен был найтись в ближайшие пару часов - и Шото, рассматривая следы от прожекторов в небе, уже знал, как и когда. В хаосе, в который превратится долина под колесами сотен машин, огне, который охватит город. Закончатся планы, и начнется танец.

Шото смотрел, как мимо проезжают грузовые кары гвардии, узнаваемые даже в темноте по форме квадратных кузовов. Шериф приказал сворачивать посты, и забирать фермеров с их насестов - гвардия наконец-то начала шевелиться.

Ведьма действует не одна. Шото наклонился вперед и зажмурился, оживляя свой именной список: девчонка с черными глазами, знающая его в лицо, огромный боец со стальным черепом, швыряющий наемников, как кукол, монах-убийца, слухи о котором ползли от самого Эрга. Все они связаны с ней. Их нужно будет найти в горящем муравейнике, в который превратятся холмы через несколько часов - они опаснее остальных, кроме разве что шерифа и барона.

И танец придется начинать с них - иначе Хайд не услышит оправданий. Лица поплыли перед глазами, разваливая начинающий складываться план - в бою могло случиться что угодно, и исход теперь зависел только от случайности.

Шото прикусил губу, и сделал глубокий вдох. Шел третий час ночи, передовые отряды Руки выходили на позиции, а ему, девятнадцатилетнему разведчику Пауков, отчаянно хотелось расплакаться.

I.

Сон подкрался незаметно.

Как когда-то в пустыне. Только что Мириам полулежала на кушетке, опираясь на локоть, чувствуя покусывание пледа на обнаженном предплечье...

... и вот она стоит возле дома, в темноте, глядя на кукурузное поле. Его почти не видно, но она знает на ощупь каждую его бороздку, каждую выемку, которые пропалывала еще вчера. Ее руки сохранили тепло жестких побегов. Весенние сорняки самые цепкие, крепче проволоки, нужно уметь их тянуть, так, чтобы вытащить из земли весь тонкий корень, мешающий кукурузе расти.

Позади, за домом, начинается яблоневый сад, ровные ряды деревьев, до самого канала, пересекающего дорогу к Хоксу. Голые яблони, с надежно подвязанными ветвями, ожидающие наступления лета.

Рядом заворчала собака. Брик, черно-серый пес выглянул из конуры, и рычал на нее, низко, угрожающе. Это было неправильно, но почему, Мириам не поняла. Все это - ферма, дом, из которого виден ночной Хокс, его огни, россыпью лежащие на холмах.

Ведь она никогда не жила рядом с Хоксом.

И не строила этот дом - большой, двухэтажный, из широких глиняных кирпичей. Два кирпича стена, на случай холодов, узкие окна наверху, чтобы можно было стрелять, и бетонные сваи в углах, чтобы крепче стоял.

Она в растерянности поднесла руки к лицу - и поняла, что они чужие. Короткие толстые пальцы, небольшие крепкие ладони.

Руки фермерши.

Собака зашлась в лае, и, оторвав взгляд от своих рук, Мириам увидела свет. За деревьями, на дороге, резкие огни фар, кары, мелькающие у въезда в долину, режущие глухую предрассветную темноту на серые полосы.

Машины ехали по дороге к Хоксу, и сворачивали на объездную дорогу, к дому. В белом свете черными скелетами проступали силуэты яблонь. Мимо пронеслась одна машина, вторая, третья, обдав пылью и запахом горячего железа.

Брик лаял не останавливаясь, она повернулась, чтобы бежать в дом, и в этот момент сверху, из окна, брызнул огонь.

Выстрел утонул в свисте моторов. Прожектор проезжающего кара лопнул, дробь рассыпалась по броне. Машина притормозила, и из-за нее, с порывом теплого ветра, вылетел сгусток пламени.