Евгений Алексеев - Замерзшая Земля [СИ]

А перед мысленным взором всплывает ухмыляющаяся рожа Леона, который словно говорит кому-то с притворным сожалением: опозорился наш старичок.

— Знаешь, майор, была бы моя воля, просто снял с тебя штаны и выпорол ремнём перед строем твоих парней. Чтобы неповадно было. Мальчишеская выходка. За каким хреном нужно было устраивать этот балаган? Ты должен был только встретить генерала и сопроводить в апартаменты.

Дресслер погасил окурок в бронзовой пепельнице на львиных лапах, вытащил новую сигарету из пачки, помял её сильными пальцами и сунул в угол рта. Щёлкнув зажигалкой, закурил. Откинувшись на спинку кресло, выпустил дымное облако. На его широком мясистом лице застыло отрешённое выражение. Но в маленьких утопленных глубоко под надбровными дугами глазах светилась мучительная усталость.

— Я хотел продемонстрировать высокому гостю наши достижения…

— Да ладно валять дурака, — хмуро перебил меня Дресслер, не вынимая сигареты из угла рта. — Мне-то хоть не ври.

После того, как я всё-таки справился с иллюзией, которая внезапно одолела вчера в полёте, я посадил джет. Отрапортовал с превеликой радостью высокому гостю о благополучном завершении учений, с удовольствием наблюдая, что нос Шмидта по цвету уже не отличался от запорошенного снегом воротника его роскошной дохи.

Спустя пару минут я услышал жуткий скрип полозьев снегохода. Взметнув высоким веером снежную пыль, он остановился поодаль, из него выбрался полковник. Проходя мимо меня, прожёг таким злобным взглядом, что я должен был расплавиться на месте. Если бы был сделан из металла.

Но на следующее утро полковник явно остыл, растеряв весь гнев и «порку» затеял для проформы. Может быть, ещё и потому, что ощущал себя виноватым?

— А зачем Шмидт приехал? — спросил я.

— Не знаю, какое-то важное дело, — Дресслер тяжело выдохнул и затушил только что зажжённую сигарету в пепельнице. — Настолько секретное, что я не получил никаких разъяснений на этот счёт. Но касается это и тебя тоже.

Повисло тягостное молчание, только слышалось тяжёлое дыхание Дресслера, да гудение электронагревателя.

— Да, — наконец он очнулся, зашёлся в застарелом кашле курильщика. — Зайди на склад, разберись с гуманитарной помощью, которую они привезли от Красного креста. Там этим занимается их представитель — Эдит Чемберс. Дочь учёного Карла Чемберса. Привезла какие-то новые экспериментальные лётные костюмы. Иди, подбери себе что-нибудь.

Я вышел в коридор, в лицо пахнуло промозглой сыростью и затхлостью могильного склепа. И чуть не угодил под платформу с каким-то здоровенным, укрытым брезентом, агрегатом, которую по рельсам, выложенными в центре коридора, тащили двое парней в тёмно-синих комбинезонах. На миг остановились, отдали мне честь и поволокли дальше, оставляя на стене длинную уродливую тень, похожую на какое-то сказочное чудовище.

Свисавшие с потолка лампы под жестяным абажуром, мерцали, качаясь от сквозняка, их неровный свет ложился на необработанный темно-серый камень стен и потолка галереи.

Быстро дошагал до конца коридора, где находилась круглая шахта, освещённая встроенными в стены плоскими лампами. По кругу стояли невысокие столбики с панелями, куда нужно было приложить ладонь для опознания сканером, но эта шутка давно уже не работала. Я просто ударил кулаком по панели и услышал, как с подозрительным скрипом и скрежетом начала подниматься грузовая платформа. Машинально бросил взгляд вниз — в глубокую тёмную бездну, и сжалось сердце от тоски — представил, что наступит день и нам всем придётся уйти под землю, как кротам.

Клеть — стальная плита с ограждениями из сварных стальных труб, остановилась и я сделал шаг внутрь. И тут же начал подниматься.

Шлёп! Под ноги свалилась большая многоножка розовато-белого цвета с круглыми бугорками вместо глаз — большая часть подземных существ были слепы. Извиваясь, обвила мой ботинок. Укусить она не могла, но с каким-то злобным отвращением я спихнул её вниз.

Клеть остановилась на самом верху в бетонной коробке с вившимися по стенам толстыми кабелями. Как только распахнул дверь, ветер зло швырнул в лицо ледяной крупы, я поёжился, и, запахнувшись воротником, побрёл к сереющему сквозь снежную кисею приземистому зданию.

Большая часть склада находилась под землёй. Сверху располагались только подъёмники, и мне пришлось опять нырять в промозглую тьму, спускаться по склизким ступеням тускло освещённой аварийными лампами лестницы в основную часть склада. Я распахнул дверь и стал пробираться между высокими металлическими стеллажами, заваленными барахлом: деревянными ящиками, тюками, коробками.

— … его бы выкинули бы, — услышал я издалека голос Леона Хаббарда. — Терпят его, потому что он особые услуги оказывает нашему шефу. Ну, вы понимаете, мисс Чемберс, — Леон мерзко захихикал и я понял, что говорит он обо мне.

Постоял немного за стеллажами, прислушиваясь к тому, что несла эта мразь и шагнул из полутьмы. Между двумя высокими стеллажами стоял стол, рядом с которым маячила массивная фигура Хаббарда. Он противно трясся от смеха, рассказывая теперь какой-то сальный анекдот. Я не стал больше слушать и подошёл ближе.

Леон обернулся на шум шагов и замер, лицо вытянулось, пугливо заморгал, проступили красные пятна на толстых щеках. Едва не выронив объёмистый пакет, он отдал мне честь и, втянув башку в плечи, протиснулся в простенок между стеллажей.

— Мисс Чемберс, я — майор Алан Тар… То есть Алан Макнайт, — я протянул ей через стол руку.

Грациозным движением она поправила волнистые темно-каштановые волосы с медным оттенком и мягко сжала мне руку. Сверкнула живым блеском глаз цвета тёмного шоколада. Вся её тоненькая фигурка с узкими бёдрами, затянутая в красный комбинезон, короткая до пояса куртка с меховым воротником. И даже кокетливый алый платочек на открытой шее, оттенявший ровный золотистый загар, словно излучали солнечный искрящийся свет, впитанный на Экваторе.

Девушка отошла к стеллажу и принесла мне запакованный в пакет костюм песочного цвета с нашивкой «Алан Макнайт». И я с иронией подумал, что теперь смогу протирать узлы джета индивидуальной тряпкой. Поблагодарил, и собрался уйти.

— Майор, а вы не собираетесь извиниться? — хрипловатый, пробирающий до самых фибр души, голос Эдит Чемберс прозвучал раздражённо.

— Извиниться? — я повернулся, положил на стол пакет и оперся, вглядываясь со злым прищуром в лицо Эдит. — За что интересно?

Я прекрасно знал, что она скажет, и уже готовился дать отпор.

— За то, что вы продержали нас на морозе почти час!

Изящно вырезанные крылья её носа начали раздуваться, пунцовый рот полуоткрылся, обнажив зубы с острыми клычками. Не дать — не взять, волчица, вцепится в горло. Это только раззадорило меня.