Василий Гавриленко - Постапокалипсис

— Ну что, похороним его? Может, еще всплакнем по нему?

Марина выглядела растерянной. Еще бы — любитель поэзии бывших вдруг пытается убить своих спасителей…

— Это не он, это Джунгли, — сказала она слабым голосом. — Не всем хватает силы…

Наверное, мое лицо приобрело весьма неприятное выражение, потому что Марине явно стало не по себе.

— Андрей, если тебе трудно…

Что-то екнуло у меня в груди, словно рычажок переключился. Что со мной сделала эта рыжая?

— Ладно, закопаю эту падаль, — сказал я. — Если ты так этого хочешь.

Лучи наискось пробили будку. Марина поправила волосы — они вспыхнули, и мне показалось, что на голове у девушки надета корона. Почему-то вспомнилась Анюта из всполоха — ее нарисованные глаза и губы, жидкие волосы.

Марина улыбнулась, перехватив мой взгляд.

Я раскидал заграждение. Снег, добавившийся ночью, ровно укрыл следы вчерашних страстей.

— Ну что, пошли?

Я подвинул к Марине свой рюкзак и автомат, а сам взвалил на плечи мертвого игрока. Тяжелый, гад. Любитель поэзии.

Согнувшись, побрел к лесу, не задумываясь о том, что делаю и зачем. Увидел бы меня тот «я», что ждал на поляне Последний Поезд!

Виновница моего «преображения» ковыляла позади, таща два рюкзака и два автомата. Ничего, пусть поработает, пока я исполняю ее блажь.

Найдя ложбинку, с силой швырнул туда труп — эта затея мне нравилась все меньше. Голова игрока ударилась о торчащую из-под снега корягу. Пока я стрелковой лопаткой ковырял подмороженную землю, Марина зачем-то протирала игроку снегом лицо.

— Можно подумать, что ты его знала.

— Я и тебя не знала.

Я хмыкнул: сравнила тоже, одно дело — я, совсем другое — какой-то игрок.

— Этот гад убить меня хотел. А потом и тебя.

— Не он, а Джунгли.

Я заткнулся: ее не переспоришь.

Яма получилась неглубокой.

Игрок таращился из нее остекленевшими глазами. Я поспешил забросать землей его голову, а затем — лопата за лопатой — все остальное.

Джунгли шумели. Еще бы — ведь они никогда не видали ничего подобного…

Утирая пот со лба, я подошел к Марине.

— Что ты делаешь?

Она возилась с короткой бечевкой и двумя неравными палками. Не ответила, быстро сделала узел, стянула зубами — получился крест. Подойдя к могиле, Марина воткнула его в землю.

— Так делали бывшие.

— Ясно.

Вскинув на спину рюкзак, повесив на плечо автомат, я приготовился продолжать путь.

Марина стояла у могилы.

— Ну, чего ты?

Она едва заметно вздрогнула и, дотронувшись до креста, сказала:

— Спи спокойно, человек.

Джунгли снова зашумели, заколыхались.

Мы вышли из лесу, вскарабкались на насыпь. Глядя, как передо мной стелется железная дорога, я подумал: если умру, — мне хотелось бы, чтобы с моим телом кто-то поступил так же, как мы с мертвым игроком.

Насыпь понемногу истончилась, и скоро рельсы побежали по земле, лишь слегка присыпанной гравием.

— Сегодня ночью ты разговаривал во сне, — сказала Марина, тяжело дыша от ходьбы, — Звал какую-то Анюту. Кто это?

— Анюта? Никто.

Мне стало не по себе. Надо же, и не догадывался, что разговариваю во сне.

— Она — игрок?

Где-то в высоте запел ветер.

— Чего молчишь, Андрей?

— Анюта — это всполох, — признался я.

— А, понятно, — протянула девушка и замолчала. Я не ожидал, что она так легко отстанет — почему-то стало досадно.

Когда за поворотом железной дороги перед нами возник занесенный снегом город, уютно разлегшийся на дне широкой долины, дыхание у меня перехватило.

— Калуга, — сказала Марина, вытирая рукавом вспотевшее лицо.

Отсюда, с возвышенности, город казался пирогом, разрезанным на две части широкой рекой. Виднелись припорошенные снегом развалины домов, большие ямы с зеленой водой, поставленные на дыбы машины.

— Пошли, — бросила Марина, поправляя на плече лямку автомата. — Может, к ночи дойдем.

Она двинулась вперед, стуча подметками по шпалам. Я остался на месте: город внушил мне, нет, не страх, а некоторую нерешительность. Чем-то грозным веяло из долины.

— Ты идешь?

Я догнал девушку.

— Слушай, может, нам не стоит туда соваться?

— Почему? Ночлега нам не найти, а спать на дереве ну совсем неохота.

Марина улыбнулась, сверкнув мокрыми зубами.

Глядя на нее, я решился: Калуга так Калуга.

Мы вошли в город, когда сумерки вонзили в воздух морозную хрусткость. На улицах ни души. Пустые глазницы окон.

— Красивый, наверное, был город, — сказала Марина. — Посмотри, какое интересное здание.

Я взглянул на каменных ангелов, целящихся в нас из луков. Огляделся настороженно.

— Э-ге-гей!

— Что ты творишь? — накинулся я на девушку.

— Да не бойся, — беззаботно отозвалась она. — Здесь никого нет. Ого, посмотри, троллейбус!

Марина исчезла в разинутой гармошке дверей, и через секунду из чрева машины послышался ее испуганный вскрик. Сдернув с плеча автомат, я поспешил к ней.

Марина, бледная, стояла посреди салона. Прямо перед ней, оскалив золотые зубы, сидел одетый в кожаную куртку скелет.

Еще с десяток пассажиров мертво таращились на нас из глубины салона.

Я выругался, опуская автомат.

— Извини, Андрей.

— Марина, к чему эта глупость?

— Я же сказала, извини.

Она прошлась по троллейбусу, держась за поручень. Приблизилась к одному из пассажиров:

— Ваш билет?

Скелет щелкнул зубами и предпочел ехать зайцем. Марина засмеялась. Я не выдержал и улыбнулся.

— Андрей, не хочешь одолжить вон у того кожанку?

— Мне своя куртка нравится.

— Я думаю, тебе бы подошла кожа. Ты был бы похож на комиссара.

— На кого?

— Потом расскажу.

Мы вышли из троллейбусa.

Б-ррр! Холодно-то как. Лед, кругом лед. А на небе — звезды, эти странные, маленькие огоньки.

Марина больше не веселилась, задумалась и погрустнела.

Чутьем, вероятно, оставшимся во мне от бывших, я понял причину этой перемены. Там, в троллейбусе, среди прочих пассажиров, ехал в никуда скелет ребенка, и девушка, должно быть, представила ту силу, что смела и этого ребенка, и троллейбус, и людей в нем, и этот город, и еще тысячи городов. Но — что поделать, никто не виноват…

Среди развалин дул колючий ветер, какого не бывает в Джунглях.

Мы вышли на площадь. Здесь возвышался каменный человек с лысиной и бородкой. Он протянул к нам руку, словно просил чего-то.

— Ленин, — едва слышно сказала Марина.

— Что?

— Это памятник Ленину. Был такой человек.

— Но зачем памятник?

— Я тебе расскажу… потом, — Марина поежилась. — Давай найдем ночлег, мне холодно.

Ленин смотрел на полуразрушенный дом из красного кирпича с множеством окон. Над широким проемом входа — позеленевшая табличка.

— «Администрация города Калуги», — прочла Марина.