Роберт Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Небо цвета стали

Гримаса превратилась в безумную улыбку.

– Я месяцы напролет выучивала наизусть тысячи имен, а он следил, чтобы ни одно я не позабыла. Многие из нас их учат, чтобы помнить, кем мы были, потому что даже собачий труп заслуживает, чтобы помнить его имя.

Сказала она это так быстро и с такой страстью в голосе, что Кей’ла сперва не была уверена, хорошо ли она ее поняла. Тем более что меекх женщины звучал не слишком хорошо: неловко и грубо. Но именно из-за этой страсти девочка и не отважилась отозваться.

– А теперь он устраивает такое вот. Привозит в наш шатер щенка Фургонщиков, вырвав из пасти степных стервятников. А я вижу, как кровоточит его сердце.

Улыбка исчезла.

– Видишь, маленькая девочка. Он некогда дал клятву, что за то, что вы сделали, станет вас презирать. За измену, которую вы допустили, и за трусость, которую вы выказали. Что, если вы попытаетесь вернуться, он подожжет ваши фургоны и станет греться при их огнях. Такие клятвы легко давать, когда раны свежи, но порой даже шрамы перестают чесаться. Новые враги, новые схватки, вера, что вы никогда не станете столь отважны, чтобы вернуться.

Кей’ла не выдержала:

– Это наша земля.

– Нет! Она была вашей землей, пока вы ее не оставили, а с ней – и все свое прошлое. Пока вы не предали. Нашли вы себе новую землю, под опекой Меекхана, за щитами его солдат. Это мы остались здесь, и это нам приходилось сражаться за каждый день. Они… и другие… и я… – Женщина сжала кулаки. – Раны сделались шрамами. Когда бы не ты… когда бы не она…

Она сделала шаг вперед, а девочка остановила взгляд на длинном ноже, что колыхался в ножнах у пояса. Она – безумна. Только о том Кей’ла и могла думать. Было бы исключительной шуткой судьбы, погибни она теперь от руки этой странной женщины.

Разделяющее их расстояние уменьшилось еще на шаг, и Кей’ла тоже сжала кулаки. Она не отступит. Не выкажет страха.

– Если бы ты… – черноволосая шипела сквозь зубы, – если бы ты была кем-то вроде тех, остальных, Амурех не потратил бы на тебя даже плевка. Но нет, тебе понадобилось оказаться ребенком, связанным и избиваемым палками, но таким смелым, чтобы пинаться и кусаться.

Смелая? Ей хотелось рассмеяться. Она? Самый большой трус, ехавший когда-либо в караване?

– Знаешь, что услышала от меня наша манейа ? Знаешь, что сделал мой муж? Не знаешь, что он сделал. – Снова этот странный акцент и снова слова, будто летящие стрелы: – Он взял свой малейх и поехал на запад, меж холмами. Ваш обоз близится к ним, и колесницы идут верхом холмов, словно жуки по трупу. Мы сталкиваемся, мы и они, а кровь стекает в яры и долины.

Она еще сильнее сжала кулаки.

– Мой муж ищет забытья в ненужных боях. Прислал даже трофей, хочешь увидеть?

Она что-то коротко рявкнула, и завеса шатра поднялась: вошли две женщины, волоча за собою тело. Тсаэран шагала рядом и пыталась на ходу осматривать раненого.

По очередной команде Саонры они бросили мужчину на землю и вышли. Ни одна даже не оглянулась.

– Он мог бы лежать посреди лагеря, и никто даже камня не бросил бы и не коснулся бы его палкою. Он просто сдох бы, а потом мы вытащили бы его труп в степь и оставили, чтобы вороны и дикие псы устроили себе пир. Но мой муж возжелал, чтобы я удерживала его при жизни, потому что – возможно, он расскажет что-то важное о ваших планах.

Кей’ла не отводила взгляд от мужчины. Верданно, лучник из колесницы, потерял где-то шлем, хотя получил теперь другой, поскольку засохшая кровь слепила ему волосы в твердую скорлупу. Стеганая куртка, надетая поверх кольчуги, была порвана в клочья, сама кольчуга – прорублена так глубоко, что виднелась нижняя броня и посверкивающая в кровавой ране кость. Дышал он тяжело, лицо его было разбито от удара боевым молотом, от чего нос и губы выглядели словно гигантские, упившиеся кровью клещи.

– Говорить он, скорее всего, не станет, но как знать. Вы ведь словно вши, непросто вас убить. – Черноволосая миг-другой выглядела так, словно желала сплюнуть. – Скажи мне, маленькая савеньйо , приказать ли мне осмотреть его или позволишь, чтобы он подох?

– Ты уже приказала.

– О да. Приказала. Потому что я хорошая жена глупого мужчины, который полагает, что разрубит несколько голов – и это залечит старую рану. А потому я послушаюсь своего мужа… а вы проследите, чтобы он выжил.

Отвернулась и вышла из шатра.

Целительница тотчас добралась до раненого.

– Помоги мне.

Следующую четверть часа заняла морока с тяжелым телом, снятие панциря, промывка ран, а учитывая, что был он типичным Фургонщиком, то есть росту в нем было больше шести футов, а веса – фунтов двести, чудом управились они так быстро. К счастью, мужчина все еще оставался без сознания, а потому не метался, не стонал и не размахивал руками. Тсаэран ограничивалась короткими командами: «подержи», «перетяни», «переверни», «внимание». Было видно, что умеет она снимать панцирь с тяжелораненых. Полную фразу она произнесла, лишь когда уложили его на постели и перевязали бо́льшую часть ран.

– Она – вовсе не злая.

Кей’ла, занятая смыванием крови с лица раненого, не ответила.

– Она не злая. – Целительница исследовала огромные синяки на животе воина. – Она испуганная. Муж ее поехал на войну, которой не было бы, не вернись вы. Она много раз отправлялась с ним в бой, и я не знаю лучшей лучницы: на всем скаку попадает на двести шагов в цель размером с голову. Хочет быть с ним, присоединить собственный лук к его топору, но не может. Сахрендеи верят, что душа убитого в битве врага может войти в тело нерожденного, чтобы мстить. А потому в жизни женщин есть такие моменты, когда те держатся подальше от поля боля.

Мужчина охнул, захрипел под ее прикосновениями. Пытался сдвинуться с места. Целительница покачала головой в явном беспокойстве.

– Потому-то она и недовольна, что муж приказал привезти его сюда, и потому-то приказала разместить его в этом шатре. – Тсаэран указала на резной столп. – Духи предков рода, странствующие по земле, не допустят, чтобы дух этого мужчины угрожал ребенку. Но более всего она боится, что ее муж может погибнуть. Что не вернется. Что попадет в него стрела или дротик, что стопчут его кони или что падет он от меча. Будь снисходительна к страхам беременной женщины.

Раненый выглядел скверно. Им не удалось убрать корку крови с его головы, лицо все так же напоминало кусок мяса, а рана на груди кровоточила так, что бинты уже успели пропитаться светлым кармином. Кей’ла слушала говорок меекханки, однако мысли ее крутились вокруг лучника. Кем он был, из какого рода, сколько ему лет?

– Слышишь меня?

– Да, – кивнула она. – Она не злая. Воистину окружают меня только добрые люди. Ее муж тоже не злой, просто от скуки отправился убивать моих родственников, а если ему прикажут, то выдаст меня в руки се-кохландийцев. Я очень рада.