Роберт Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Небо цвета стали

Он перестал улыбаться, но резким рыком удержал одного из своих людей, который как раз примерялся перетянуть ее ремнем.

– Хорошо. Очень хорошо. Прежде чем ты умрешь, прикажу вырвать тебе язык и накормлю им своего пса. Может, он станет громче лаять. А теперь – жди. Прежде чем перевалит за полдень, появятся первые фургоны. Впустим их сюда, позволим увидеть реку, а потом все сожжем. И тогда я найду для тебя муравейник.

Он сдвинулся и исчез за ее спиною. Один из его людей остался, миг-другой присматривался к девочке, а потом уселся, оперся спиною об одну из жердей и закрыл глаза.

Солнце в полной славе своей взошло над горизонтом.

Этот «день» был обилен на неожиданности. Сперва в одном из ущелий они нашли нечто напоминавшее руины. Ряды квадратных фундаментов не больше фута высотой выступали из почвы. Стражникам пришлось сойти на самое дно, чтобы проверить. Квадраты были от десяти до сорока футов длиной. Выстроили их из того же камня, что и дорогу, но если что на них когда-то и стояло, то нынче не осталось от того и следа. После часа осмотра Кеннет скомандовал продолжать путь.

Потом, во время дневного постоя, они заметили движение в небе. Три темные точки двигались сразу над горизонтом, далеко впереди. Непросто было оценить как расстояние, так и размеры существ. Могли они оказаться и большими птицами, и летающими городами.

Точки делались все меньше, по мере того как удалялись, а после и вовсе растворились в бледной серости. С этой минуты Кеннет приказал всем следить за небом.

Потом, после очередной передышки, они нашли тела.

Вся рота сгрудилась вокруг четырех трупов, лежавших в щели под скальным навесом, навечно застывших в драматических позах. Не заметили бы их, когда б не псы, но и те не отважились подойти к трупам: остановились в добрых двадцати шагах от щели и, скуля, указали ее людям.

Четыре тела. Полностью мумифицированных, но в остальном в прекрасном состоянии. Если не считать сломанных костей, ран и оружия, которое даже после смерти торчало в тех ранах.

Три трупа принадлежали людям, захоти кто называть так тех серых убийц. Волк, Нур и Азгер единогласно утверждали, что это если не братья, то, по крайней мере, кузены убийц, безумствовавших на Олекадах. Трупы были слишком стары, чтобы удостовериться окончательно, но серые одежды и серые клинки в руках выдавали принадлежность их к одной банде. Но четвертый труп – тот, что заплатил им за смерть той же монетой…

Лейтенант приказал извлечь его из щели, чтобы проверить, не подводят ли их глаза. Чуть ли не семи футов ростом, он наверняка не был человеком. Во-первых лицо: широкое, со странно животными чертами, плоским носом – вернее, с ноздрями, с широко расставленными глазами и четко очерченными челюстями, в которых ясно видны были массивные клыки. Во-вторых, волосы: короткие, жесткие и грубые. В-третьих, руки. Четыре – по две с каждой стороны тела, завершенные нормальными пятипалыми ладонями, пусть даже большие пальцы казались длинноватыми.

Кеннет приказал внимательно осмотреть тело, ища… проклятие, ища, например, следы маскарада, какой-то конструкции, что искусственно удерживала бы лишнюю пару рук на теле, или что-то еще подобное. Ничего такого не обнаружилось, и лейтенанту пришлось проглотить тот факт, что у убитого было больше конечностей, чем у людей, хотя одевался он почти нормально, носил обычные штаны, нечто вроде свободной куртки без рукавов и сапоги с кожаной подошвой.

На поясе его висели ножны от двух длинных сабель или от оружия, которое напоминало сабли, поскольку перо расширялось на три дюйма, а рукоять явно была двуручной. Один из таких клинков торчал в черепе нападавшего, воткнувшего четырехрукому нож в живот, второй – лежал под стеной, сломанный напополам. Существо погибло от удара в грудь настолько сильного, что кончик второго ножа вышел у него из спины, хотя, судя по положению тел, убийца его с рассеченной шеей помер в тот же момент. У последнего был разрублен бок, что четко говорило о том, как он умер.

Все носили следы жестокой схватки, у каждого из трупов виднелось хотя бы несколько ран, а значит, они слишком хотели друг друга поубивать. Неизвестно было лишь, удовлетворил ли их исход схватки.

Стражники осматривали тела довольно долгое время, но даже объединенные силы лучших следопытов роты не могли совершить чуда. Например, ответить, кем был этот четырехрукий гигант и когда он погиб. Трупы эти могли насчитывать многие века. Лишь в двух вещах они не сомневались: что у этой мертвой страны были когда-то хозяева и что она стала полем битвы, а выпущенные на волю Силы превратили ее в пустыню. И то, что серые убийцы были с ней как-то связаны.

Кеннет поверил в это, когда показал тела девушкам.

Кайлеан только пожала плечами, а Дагена выглядела так, словно пыталась что-то вспомнить, но через минуту-другую махнула рукой. А вот их пленница… Сперва Лайва вообще не поднимала взгляда, закрывшись в клетку равнодушия, но когда поставили ее над растянутым на земле телом – замерла. Лейтенант впервые в жизни видел, чтобы кто-то так окаменевал. Она словно превратилась в скульптуру.

А когда заговорила, из уст ее раздалась молитва. Не был это меекх или любой другой язык, который Кеннет мог бы понять, но если звучала не молитва, то Кеннет готов был съесть собственный щит. Только у молитв такие ритмы – независимо от языка, на котором их возносят. Только в молитве, в молитве искренней, могут так опускать плечи и склонять голову, и только такую молитву могут сопровождать слезы. Никто не станет плакать, декламируя эротическую поэзию или проклиная.

Потом, так же быстро, как появилась, Лайва исчезла. Просто спряталась в собственной голове так глубоко, что на поверхности не осталось и следа. Словно в седле сидел теперь труп. Если бы не следы от слез на щеках, можно было бы все случившееся принять за вымысел, галлюцинацию измученного разума.

Уже пару дней… пару условных дней они не находили и следа очередного источника воды.

Вчера днем забили второго коня.

На следующем постое придется убить пони.

Дорога, которой они пытались держаться, вела, казалось, в никуда.

Кошкодур вздохнул, выругался и вытер пот со лба. Санавы. Ему следовало бы догадываться, как это взгорье станет выглядеть. Верданно описывали его очень подробно, рассказывая о здешних возвышенностях как о спинах огромных рыбин, плывущих под поверхностями вод. И более-менее так они и выглядели.

Гигантские, длиной в две, а то и три и шириной в половину мили холмы, пересекающие Лиферанскую возвышенность с севера на юг. Не были они высокими, не больше ста – ста пятидесяти ярдов, но в этой плоской стране и так казались огромными. Но не представляли собой никакого препятствия для фургонов – кони справлялись с легкостью, только пришлось поменять строй. Бронированная Змея растянулась в стороны, сократилась, подобрала тылы, превратившись почти в квадрат. Конечно, в этом был свой смысл: останься караван растянутой на милю колонной, его голова – прячась за холмами – на некоторое время теряла бы контакт с хвостом. Теперь, по крайней мере, Кошкодур и сам мог, стоя на холме, оценить огромность предприятия, которое затеяли эти безумцы. Пять тысяч фургонов, где-то с тридцать тысяч людей и столько же лошадей. И все это в странствии через проклятую возвышенность, прямо в орду кочевников.