Роберт Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Небо цвета стали

Кошкодур позволил себе кислую ухмылку.

– Хотите нас оставить? В степи, полной кочевников? Мы и часа не проживем.

– И это говорит тот, кто вчера обещал, что обманет самого Отца Войны, окажись тот здесь?

– Это было вчера. Нынче мы – ближе к врагу.

– Мы едва-едва сдвинулись с места.

– Может, но…

Кузнец поднял руку:

– Хочу, чтобы вы нашли Ласкольника. И сказали ему, что, если будет худо, мы сформируем Мертвый Цветок. Он поймет, что это означает.

Это положило конец глупым переглядываниям. Разумеется, остался еще один вопрос.

– Ваша возвышенность – немалый кусок земли. Откуда ты знаешь, что он здесь?

– Потому что обещал.

Ну да. Обещал. Вера, с какой Фургонщики полагались на Ласкольника, была почти мистической. И на самом деле она не отличалась от той, которой обладал Кошкодур, – иначе бы его здесь не было.

– Он обещал нам помочь, – сказал Анд’эверс. – Обещал конницу, которая поддержит наши колеса. Наемников, вольные чаарданы, забияк, что станут биться за наше золото. Десять – пятнадцать тысяч сабель, благодаря которым наши шансы увеличатся. Мы не настолько безумны, как ты полагаешь. Даже теперь мы можем победить кочевников, выдавить их на юг, но какой ценой? Потеряв половину нашей молодежи? Тогда мы ничем не лучше того безумца, что, желая избавиться от крыс в фургоне, сжигает его в пепел. Мы хотим получить назад наш дом и удержать его, но не сумеем этого сделать без конницы. Без наемников. Никому другому во всех Степях не удалось бы собрать такой силы на протяжении десяти или двадцати дней, а если Серый Волк завоет, ватага сбежится моментально. Люди пойдут за Ласкольником, ты ведь знаешь.

– Знаю, – кивнул Кошкодур, – если бы кха-дар бросил клич, новость помчалась бы пограничными провинциями, словно пожар по сухой степи. Отправиться под командой Генно Ласкольника против кочевников? Да еще получить за это золото Фургонщиков? Да в несколько дней он собрал бы десять, а за десяток-другой – и все двадцать тысяч людей, чаарданы, наемников, воинов союзных империи племен, даже императорский приказ не удержал бы их. При условии что император не поддерживает эти планы, верно? Это так просто. Если план удастся, империя поздравит верданно и вышлет послов; если нет – Меекхан не отвечает за бунт Фургонщиков и за наемные банды, которые они оплатили. А Ласкольник? Он ведь не занимает в империи никакой должности, он всего лишь уставший военный ветеран, играющий в степного вождя.

Кошкодур почувствовал, как лицо его искривляет широкая ухмылка. Если речь об интригах и коварствах, то мало кто может сравниться с имперской дипломатией.

– Он обещал нам конницу. – Кузнец почесал щеку, игнорируя выражение лица кавалериста. – На известие, что мы переходим горы, он должен был повести ее с юга, через Степи на возвышенность. Мы должны были встретиться у подножья гор, но кочевники перечеркнули эти планы. Именно потому я и послал колесницы на юг, чтобы те с ними соединились.

Взгляд кузнеца сделался настойчивым.

– Он не сказал тебе об этом, верно, Сарден?

– Сказал, что мы встретимся, – и все.

Для бывшего солдата такие вещи очевидны. Ласкольник – это генерал. А генералы не объясняют своих планов каждому подчиненному им лейтенанту. Особенно такому, которого посылают на территорию врага и кто может быть пойман. Кошкодур заметил изменение отношения командира уже несколько месяцев назад. Чем ближе к весне, тем меньше в Ласкольнике было от кха-дара и больше от офицера. Генно сделался более скрытным, не объяснял своих решений, отдавал приказы, а они исполняли, ни о чем не расспрашивая. Чаардан плавно превратился из банды степных забияк в военный отряд. Что ж, лично ему это вполне подходило.

– Если ты настолько доверяешь своему кха-дару…

– Не меньше, чем тот, кто привел сюда всю свою семью.

«Ошибка. Проклятие, проклятие, проклятие! Пусть самый мерзкий из всех демонов Мрака насрет на мой глупый язык!»

У Анд’эверса не дрогнул и мускул на лице. Только щелкнули пальцы, когда он их распрямлял.

– Поищешь его? Для нас? – Голос кузнеца был спокоен, словно они разговаривали о вчерашней погоде. – Если я пошлю назад колесницы, те не пройдут и нескольких миль. Знаю, что у кочевников там есть свои патрули. Но ты и твои люди… Хас и Орнэ утверждают, что вы сумеете мимо них пробраться. Поедете?

Глупый вопрос.

Они поехали без вопросов. Нияр лишь поправил за спиной щит, Ландех откупорил флягу и вылил несколько капель вина на гриву своего коня, на счастье. Лея скривилась и срезала вьюки, висящие по бокам седла. Те грянули о землю, да так там и остались.

Найти Ласкольника. С их талантами это не должно быть настолько уж трудным: если кха-дар и вправду привел на возвышенность несколько десятков тысяч лошадей, Йанне должен увидеть его птичьими глазами, а Лея – почувствовать. Правда, ситуация за последние дни менялась несколько раз, а потому они просто могли не знать, что происходит, но то, что Ласкольник до сих пор не пытался связаться с Фургонщиками, не обещало хорошего. Согласно первоначальным планам, верданно как раз должны укреплять под горами большой лагерь, откуда двинулся бы в путь первый караван. Тем временем Нев’харр был уже в семидесяти милях от Олекад и шел навстречу двум Сынам Войны.

Проклятущее проклятие, им был нужен Ласкольник, даже если бы он привел всего-то пять десятков лошадей.

Они миновали последние фургоны и отправились в путь по холмам. Ландех поднял повыше трофейное копье с куском темной шкуры на наконечнике. Пока вблизи находятся колесницы, полные щенков с горячими головами, лучше, чтобы их видели издалека. И надеяться, что щенки помнят, что этот сигнал нынче значит – сперва спроси, потом нападай.

Болело не так сильно, как она ожидала. Конечно, боль была, но она не лишала чувств и не парализовала волю. Кей’ла могла ее выдержать. Несколько мест – те, куда всадили крюки, – тупо пульсировали, она чувствовала, как струйки крови стекают по ее спине и груди, но, по сути, это было пустое. Постаравшись, она могла бы поднять руки и прикоснуться к тем ранам. Могла бы, будь она одной из тех полумифических героинь из рассказов верданно, ухватиться за пучок ремней, на которых висела, и подтянуться вверх. Подтянуться на одной руке, второй вырывая крюки, бесшумно опуститься на землю, придушить стражника и сбежать.

Да.

Эти мысли лучше всего прочего свидетельствовали, что она уплывает в безумие, но благодаря им она понимала, в чем состоит эта пытка.

Невозможно было сбежать во тьму, боль присутствовала, но не настолько сильная, чтобы лишить сознания, забрать жертву в страну спокойствия. Постоянная, монотонная, однообразная… Но даже не она являлась сутью пытки.