Александр Плетнёв - Одинокий рейд

При Фолклендах тоже, кстати, было не скучно на соседей. То аргентинцы пожалуют, то соглядатаи британские. И чилийцы в том числе. Но там остро чувствовалось напряжение войны, и никто кроме аргентинцев не рисковал подходить близко. Сейчас мы в Тихом. Американское что-то в классе эсминца недолго висело на хвосте – отстали. И “Нимрод” – англам быстро надоела эта слежка. У них война, им тратить на нас ресурс теперь не с руки. Но даже тут в полутора тысячах миль от военной заварушки, бритты держались словно за чертой, не смея пересечь границу зоны действия ПВО. Крейсер для Royal Navy по-прежнему оставался пугалом, но не пассивно-огородным, а с конкретной двустволкой на любую ворону. Или кем там они себя мнят – ястребами, орлами? Ну, пусть их».

Со стороны юта засвистели турбины вертолёта, накручивая обороты на взлёт, пока хлюпающий свист лопастей не достиг пика подъёмной тяги. А следом короткими-условными завыла сирена, ожила корабельная трансляция, фок-мачта очистилась от копошащихся людей.

Терентьев тоже направился внутрь – по готовности включат локационные установки, при работе которых выход на палубу запрещён.

Может, эта пустынная безбрежность океана мнимая, но успокоила. Поверилось (да и просчитали), что до острова Пасхи так и будет – никого. Решил уделить внимание быту, отправившись к офицерскому камбузу. Заодно там где-то находилась каюта под парикмахерскую.

Теперь сидел, слегка парясь под синтетической накидкой, с непритязательным скептицизмом разглядывая своё отражение в незнакомом зеркале. «Наши зеркала к нам привыкают. И мы к ним. И они нам врут». Самому ему до этого удавалось всё время стричься на берегу, и здесь он был впервые. Оказывается. «А думал – облазил весь крейсер».

Больши́м зеркала́м не место на боевом корабле, и это, не дотягивающее по ребру и до метра, отражало на него всю правду-матку, о недосыпе последних нескольких суток и о, как ни крути, уже полновесных сорока шести.

«Зато похудел – килограммов на пять-семь как минимум, на брючном ремне пришлось новую дырку колоть».

Матрос-срочник, который сейчас сопел над его головой с машинкой, сказал, что сюда ходят только офицеры и мичмана́. Рядовой состав стриг себя сам – невелика наука. Да и тут было не бог весть какое оборудование – на уровне «эконом» на районе в подвальчике». Скупо, по-мужски, по-военному.

– Не «модельные» на бигуди наматывать, – улыбчиво ответил на это его замечание матрос, который отложил машинку и теперь быстро щёлкал ножницами под расческу.

– Шустро ты…

– У меня, чем быстрей, тем лучше получается, товарищ капитан первого…

– Ладно уж, будешь тут по уставу, – попустил ему Терентьев.

В воспитание младшего личного состава Терентьев не лез, оставляя это хлопотное дело офицерам, главному боцману и его «боцманятам» в частности. Поэтому предполагал, что в глазах матросов он – командир корабля, выглядит суровым, но справедливым корабельным небожителем, позволяя себе иногда по-простому поговорить с каким-нибудь матросом.

– Подстригать на гражданке учился?

– Никак нет, уже тут насобачился… ой, извините, – увидев, как командир вскинул взгляд, – в смысле ещё в учебке на троих курсантах потренировался. Правда, их до «ноля» достриг, в конце концов. А тут уж на «Петре» руку и набил. Я вообще талантливый… за что ни возьмусь – получается.

– Да неужели!

Словно не расслышав сарказма в тоне командира, матрос продолжил:

– Вообще оно по жизни всегда получается, – он замялся и даже стричь перестал, – если и не сразу всё, то в результате оказывается к лучшему. Да, к лучшему!

Последние слова прозвучали утвердительно, и эта троекратная смена настроений не укрылась от Терентьева, который взглянул на матроса вдруг с любопытством.

Помня о случаях психологических срывов у экипажа, в связи с переносом в прошлое, поинтересовался:

– «По жизни»? Какие-то сложности?

– Сложности? Скорей наоборот! Как-то всё одно за другим. И то, что ещё вчера было так… ну, хреново, сегодня вдруг оборачивается хорошей стороной.

– ???

– Я же должен был дома, в родном городе, служить, в автобате. Но на провода́х так набрались, носились с этими «водительскими», что хрен его знает куда их засунули. В военкомате, хоть майор и знакомый, ждать не стали (пока найдут или восстановят), засунули на пересылку. А там «покупатель» быстро всю группу – и на флот.

– Жалеешь?

Матрос снова взялся за машинку, начав подравнивать виски́, словно не расслышав вопроса, продолжил:

– И в этот выход «Петра» в море я должен был остаться на берегу. Мне письмо пришло, а боцман сказал, что «нужна официальная телеграмма». Потом позвонили, что «телеграмма пришла», но мы уже начали движение из Кольского залива.

– А что, собственно, случилось?

– Мать у меня, – дрогнул голосом, – в общем, рак у неё нашли, поздно спохватились, врачи наши…

В голосе матроса о врачах сквозануло ненавистью, а затем опять оттаяло неприкрытой надеждой:

– Но ведь сейчас восемьдесят второй!!! Она совсем ещё молодая, и, зная заранее диагноз, можно… Ведь как я грыз себя за «водительские», боцмана костерил… Да понимаю я (не наивный), что нас всех будут в секрете держать: особисты, КГБ советское. Но не звери же они, пошлют человека, предупредить или в медучреждение информируют, медкарту ей рекомендациями перепишут, профилакторий…

«А я? – подумал Терентьев. – Странно это так… Но если тут будет мой аналог, обязательно предупрежу, чтобы к зубам повнимательней был, а то к сорока шести будет одной керамикой жевать. Интересно, керамика в Союзе для рядовых граждан сейчас есть?»

– Я всё, товарищ капитан первого ранга, – матрос орудовал мягкой щёточкой, смахивая стриженые волосы, – закончил. Вас надо одеколоном?

– Нет. Своим потом, – Терентьев встал, непроизвольно полез в карман за деньгами и с улыбкой: – Эй, а тут как с тобой… какой валютой берёшь?

– Да, что вы, товарищ…

– Ладно-ладно, знаю я, что на сигареты стреляешь. Я же не курю, но в каюте у себя посмотрю чего-нибудь, подкину. А насчёт матери не переживай, я на контроль возьму.

– Спасибо, товарищ капитан первого ранга.

Главнокомандующий Военно-Морским флотом СССР Сергей Георгиевич Горшков сидел у себя в кабинете в штабе ВМФ, разложив на столе два ряда фотографий. На одних был запечатлён скандальный и загадочный «Вattlecruiser», так называемый «ПВ» – «Пётр Великий» (кормовая часть, шкафут, надстройки, почти полная боковая проекция), на других в тех же ракурсах крейсер «Киров» и чертежи «орланов» последующих проектов. Происхождение фотографий было не совсем простым. По факту – шпионские «ПВ» (со слов начальника разведывательного управления Главного штаба ВМФ вице-адмирала Иванова) прошли весьма замысловатый путь. От инициативного стармеха с аргентинского транспортного судна, удачно миновав рыскающих журналистов и агентов разведок (включая и советских, кстати). А всплыли (только подумать!) в Мексике, перекупленные советским военно-морским атташе.