Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

После его последних слов воцарилась просто неестественная тишина. Люди, просто не могли поверить, что их просьбы и требования будут удовлетворены, но только стоило им понять, что это подтвердил во всеуслышание сам царь, как зал взорвался радостными криками.

Не успели по стране разлететься радостные вести, как на следующий день по городу с быстротой молнии стали распространяться страшные слухи — на царя совершено покушение! Что с царем?! Он жив, ранен?! Кто поднял руку на божьего помазанника?!

Ведь для многих простых людей, которые уже начали считать, что стоит немного потерпеть и жизнь наладиться, эта весть поразила их, словно это был удар ножа под сердце. Напуганные и встревоженные люди кинулись к близким и соседям, пытаясь понять: где, правда, а где ложь? Люди в попытках понять, что же случилось на самом деле, начали стекаться к царскому дворцу и тут по улицам пронесся новый слух: царь-батюшка ранен. Вскоре у дворцовых ворот собралась толпа. Люди, глядя на часовых — гвардейцев, замерли в молчаливом ожидании. Так продолжалось до тех пора, пока к ним не вышел гвардейский офицер и не подтвердил слух о ранении царя, после чего попросил всех разойтись, на что толпа разродилась радостными криками, и только затем люди стали расходиться. Весть о покушении на жизнь императора и его легком ранении почти мгновенно облетела всю страну. В вечерних газетах эта новость уже прошла, и редакторы столичных изданий требовали от своих журналистов подробностей покушения.

На вокзалах, площадях и перекрестках появились усиленные полицейские и жандармские, как пешие, так и конные, наряды. Все выезды и въезды в столицу были перекрыты войсками.

Хозяином кабинета, в который провели жандармского подполковника Мерзлякина, оказался сорока пяти-пятидесяти лет генерал-майор, со значком академии генерального штаба. Ему не приходилось его до этого видеть, но судя по двум боевым орденам из пяти наград, висящих на его груди генерала, их обладателю приходилось бывать на полях сражений. Холодный взгляд, которым тот встретил жандармского полковника, был хорошо тому известен. Он его не раз встречал при встречах с кадровыми военными, особенно теми, кто имел несколько поколений предков, служивших в армии. Подобные взгляды жандарма давно не задевали, но сейчас в нем вдруг вспыхнула злость.

"Чистоплюй! Сидит здесь и распоряжения подмахивает! Как до дела дошло, так ко мне прибежал. Сам-то ручки боится замарать! Помоги! Так я не гордый, помогу, так как ты деньги мне стоящие предлагаешь".

Подполковник бросил короткий взгляд на сидевшего в кресле, уже знакомого ему генерала Обнина Илью Давыдовича. На его погонах были императорские вензеля, говорившие о том, что тот принадлежит к свите его величества. Именно Обнин вовлек его в тайное общество, когда заговорщикам понадобилось выйти на боевую группу социал — революционеров или анархистов. Подполковник сделал несколько шагов и вытянулся:

— Ваше превосходительство!

Хозяин кабинета резко поднялся со своего места и коротко махнул рукой, прерывая полковника.

— Отставим чины, Андрей Валерьянович! Обращайтесь ко мне просто: Сергей Андреевич. Присаживайтесь. С Обниным, вы уже знакомы. Курите?

— Никак нет, ваше прево… гм… Сергей Андреевич.

— Не будем терять времени, господа. Андрей Валерьянович, вы приглашены для осуществления плана, который должен способствовать спасению России. Нам стало доподлинно известно, что император через генерал-адъютанта Татищева, втайне от всех, ведет переговоры с Германией. Судя по поступившим на днях от наших союзников сведениям, предварительные переговоры прошли успешно, а значит, официальное заключение мира дело полутора-двух месяцев.

— Извините меня! Но я правильно понял вас?! Сам государь решил заключить мир с германцами?! Это как-то… Гм!

— Понимаю вас. Когда сам услышал эту новость, долго не мог прийти в себя. Это предательство по отношению к мертвецам, погибшим на войне, к их семьях, к раненым и увеченным солдатам и офицерам!, — он вдруг замолчал и, судя по плотно сжатым губам и желвакам на скулах, сейчас старался взять себя в руки. — Извините. Не сдержался. Так вот, мы рассматриваем два возможных пути. Думаю, вы уже знаете о появлении возле царя нового советника, некоего господина Богуславского. Все, что сейчас идет от государя — его рук дело. Как он заимел такое влияние на царя, никто не знает. Мы поинтересовались его личностью, но все те сведения, что собрали о нем, слишком противоречивы и запутаны. Может быть с вашей спецификой работы, вы лучше поймете, чего от него можно ожидать. Впрочем, судите сами. Боевой офицер. После тяжелого ранения потерял память и был отправлен в отставку. По определению врачей — инвалид до конца жизни, который вдруг чудесным образом излечивается. Сам по себе большой физической силы человек, зачем-то начинает заниматься силовой гимнастикой, какой-то борьбой и стрельбой в тире. Не пьет, не курит, не играет в карты. Бордели не посещает. Есть сведения, что Богуславский специально поехал на германский фронт, чтобы отомстить за надругательства над его сестрой. Также известно, уже из надежных источников, что именно он помог полиции раскрыть два уголовных дела. К царю, он попал через Распутина, который затем уехал в Тобольск. Выглядит это так, словно он освободил Богуславскому свое место возле трона государя. Это, в принципе, все. Есть вопросы?

— У него есть приятели? Любимая женщина?

— Из близких знакомых отмечен только подполковник Пашутин Михаил Антонович. Из разведки. Изредка встречаются. Это все.

— Пока для меня он странный и непонятный человек. Его бы прощупать хорошенько… Недели две за ним следом походить, да соседей разговорить, глядишь, и найдем чего-нибудь. Есть у меня парочка людей. Надежные. Проверенные. Проследят, людишек пораспрашивают. Как вы на это смотрите, Сергей Андреевич?

— Нет, у нас столько времени!, — сухо и зло бросил хозяин кабинета. — Нет!

Это была невольная реакция на противную и скользкую, по мнению генерала, манеру говорить, но уже спустя минуту взял себя в руки и тихо сказал: — Извините меня, Андрей Валерьянович. Нервы.

Жандарм не совсем понял вспышку чувств генерала, но, тем не менее, отнес ее к себе, к той брезгливости, которую генерал к нему испытывал и так тщательно старался скрыть. Он же сейчас не испытывал к своему собеседнику ничего. Вспышку злости он в себе уже подавил и теперь пытался понять, что ему предстоит делать, без оглядки на чувства.

— Я вас понимаю, Сергей Андреевич. Такие новости, которые вы мне преподнесли, кого угодно заставят занервничать. Значит, нет времени. Ладно. Тогда я слушаю вас дальше.

— Богуславский — это прямое воздействие на царя. Вот только чем его можно привлечь? Тот вывод, что мы имеем, неутешителен: очень замкнут, обычных человеческих слабостей не имеет. Нам кажется, что единственный способ на него как-то повлиять — это запугать, сломать его!