Вадим Денисов - Антибункер. Навигация

— А мне бы и такого хватило, чтобы с какой-нибудь девахой побарахтаться! — уверено выступил Васильев.

— Тебе, Санёк, и подсобки школьного спортзала хватило бы, откуда ты с корешками за переодеванием девиц подсматривал, — подколол его Мозолевский, однако пацан на него не обиделся, а засомневался.

— Мужики, а это точно та самая заимка, не косяк?

Мозолевский молча показал ему на крышу, где над входом висела вырезанная из широкой доски динамично выглядевшая фигура шамана: свирепого вида человек в непонятном балахоне и кое-как обозначенной копной волос. Он воинственно поднял бубен, держа в другой руке колотушку, причём ей он явно замахивался для удара не по бубну, а по зрителю. Старая штукенция. Две продольные глубокие трещины, снимать с гвоздей страшно, рассыплется. Раритет, такому нашлось бы место и в Краеведческом музее Енисейска.

А я всё ещё по инерции продолжал думать о вертолёте.

Горело очень мощно, даже сильный дождь не смог сразу погасить разбушевавшееся пламя, значит, топлива в баках было под завязку. Получается, что после старта они летели не долго. А это значит, что площадка подскока «Робинсона» находилась где-то рядом. Вертолёт направлялся на восток, как я и предполагал ранее, теперь в этом нет никаких сомнений. Траекторию падения хорошо видно по положению машины на земле, по характерно обломанным верхушкам, другим повреждениям деревьев и застрявшей глубже в зарослях карбоновой лопасти винта

— Скажи, Миша, он мог заправиться в Ярцево?

Механик у нас человек основательный, технически и по-житейски грамотнейший, со своим устоявшимся мировоззрением, торопиться с выводами не любит, особенно, если вопрос серьёзный. Он и сейчас сперва подумал.

— Теоретически… Не, Алексей, не мог. Очень я в этом сомневаюсь. Как же это можно было сделать, не привлекая внимания жителей? Тогда в Ярцево люди ещё бытовали, и немало, после переезда обязательно объявили бы этот факт нашему старосте. Событие же! Полный салон иностранных солдат в униформе! Да их, только опознав, торчком закопали бы в грунт, комарьём казнили бы! Шутка ли, интервенты... Нет, незаметно это сделать не получится даже при надёжном сообщнике, такие игрушки и раньше редко в деревни залетали, а в военное время и законы особые. Люди недоверчивые, бдительные.

— Вот и я так думаю. Тайком в жилом посёлке вертушку не заправить. Получается, что где-то поблизости у них была загодя подготовленная база. И не факт, что она теперь законсервирована, там вполне кто-то может находиться в сторожах.

— Сеть баз, вычислять нужно и гасить! — вовремя вставил пацан, и я хмуро посмотрел на него, потому что мысль была в правильном направлении.

— Можно, конечно, захватить деревню, где имеется пригодное топливо, заставить молчать по избам силой оружия, переодеться перед этим под бандюков, в конце концов, — начал рассуждать вслух механик и сам же себя опроверг: — Так ведь гарантии никакой, афёра чистой воды!

— Точно, Не спецназовская работа, те всегда тщательно готовят площадки, на которых собираются оперировать, продумывают всё. Ладно, зарубку поставим для памяти, — сказал я, уже переключая всё внимание на входную дверь и выискивая в короткой прорези, пробитой узким долотом в дереве, пластину щеколды.

Железку было еле видно. С внешней стороны двери никакой ручки не предусмотрено. Ага, вижу зацеп! Хитро. Есть выбор. Человек внутри может закрыться упрощённо, чтобы напарник, в случае, если хозяин, например, слёг по болезни или ранен, имел возможность открыть дверь снаружи, сдвинув пластину через прорезь. Задействованный же фиксатор такую возможность полностью исключит, внутрь уже никто не попадёт.

Трупы, я надеюсь, на фиксатор не заперлись.

— Вхожу первым, — объявил я хрипловато, сплюнул на траву, отмечая, что напарники глядят на отчаянного командира с плохо скрываемой жалостью, будто провожая на эшафот. Если бы они знали, ёлки, как мне не хочется туда лезть, наверное, слезу пустили бы. Какого лешего я забыл в этой избе, спрашивается, ведь знаю же, что сейчас увижу: превратившиеся в мумии или завяленные в юколу трупы. Дождей по весне действительно мало пролилось, а местность здесь от природы сухая.

— Трупачиной сейчас ка-ак шарахнет! — боязливо предрёк пацан.

— Не шарахнет, малец, не боись, уже три месяца прошло, да и продухи есть, — механик с ним не согласился. — Отшарахалось.

Как этот смелый старообрядец, или кто он там был на самом деле, мог тут жить один-одинёшенек? Колдовское место, нездоровое.

Я задрал голову и с тоской пилота, которому не дают летать, посмотрел в начинающее розоветь небо, вечереет.

Проходит день за днём, месяц за месяцем, люди с надеждой смотрят вверх, а там всё так же нет никаких признаков существования в мире авиации, не оживляет стратосферу лайнера белый крест... Наверное, и с этой затерянной в тайге поляны когда-то были видны несущиеся на эшелоне десять тысяч метров огромные трансполярные авиарейсы Бостон-Пекин и прочие. С ними промысловикам-одиночкам было как-то спокойней.

Гораздо легче жить отшельником, знаете ли, если ты в урочный час замечаешь вдали точку-букашку далёкого вертолёта, пролетающего низко над тайгой, наблюдаешь, когда над тобой по строгому расписанию режет небо пополам инверсионный, как принято говорить в простонародье, след огромного «Боинга-777», а вечерами в избе стареньким радиоприемником ловишь сигналы станций, вещающих на непонятных языках.

Одиночество гораздо легче переносить, хотя бы изредка слыша звук моторной лодки, спешащей куда-то по реке… Трактор геологов, гулкий стук буровой. Эти сладостные шумы и знаки дают тебе понять, что пусть ты и один тут маешься, но не как тот перст — где-то всё-таки шумит цивилизация, гудят пароходы, бегут автомобили, стучат поезда.

А теперь? Кошмарное дело. Цивилизационно-акустический вакуум.

— Всем надеть перчатки, мужики, и не снимать, — строго распорядился я, всё ещё готовясь распахнуть дверь. Тактический фонарь на АК-103 был включён, ещё один, Михаила, светил на стену из-за моего плеча.

Напарники встали с обеих сторон под углом к входу, Сашка прижался к дереву сруба у косяка, выставил было ствол помпового ружья вперёд, но сам сообразил и убрал за ненадобностью.

Я глубоко вдохнул, задерживая дыхание, кивнул сам себе головой, и открыл без рывка.

Зашёл.

Осмотр, проход, опять осмотр.

Шок. Падла!

Три. Четыре. Вот это да…

Семь! Десять секунд. Двенадцать! Не могу!

Хватит, выскочил, отворачивая голову в сторону и испытывая сильное желание присесть. Прижал спину у стене сруба.

— Что-о?! — рявкнул Мозолевский не своим голосом.

Сашка всё-таки вложился в помповик и с бледным лицом смотрел в тёмный дверной проём.