Владислав Выставной - Кремль 2222. ВДНХ

Пока здесь находился хозяин.

Книжник взошел на площадку первым, сзади, отдуваясь, ковылял Черт. Бука стоял к ним спиной, заложив руки за спину, и смотрел куда-то в туманную мглу. Сделав пару шагов в его сторону, семинарист остановился в нерешительности. Он так упорно искал встречи, а теперь просто не знал, с чего начать.

– Послушай… – начал было Книжник, и запнулся, когда хозяин обернулся и поглядел на него своим тяжелым взглядом вечного странника.

Не так-то просто было выдержать этот взгляд. Он путал мысли и превращал любую беседу в фикцию. Ведь Бука заранее знал, что хочет сказать собеседник. Ну или так казалось. Тем не менее, на плоту поговорить не вышло, стало быть, пришло время высказать все, что он хотел.

Было страшно. И дело уже не в Буке. Книжник просто боялся услышать правду. Ведь Бука мог ответить и так: Зигфрид мертв, и помочь ему уже невозможно. А мог просто пожать плечами. В поисках всесильного Буки можно было не думать об основной цели.

А теперь не отвертишься. Пришло время расставить все точки.

– Ты ведь знаешь, зачем я здесь, – сказал Книжник.

Бука пожал плечами:

– Откуда? Я все жду, что ты мне скажешь.

Книжник немного смутился. Его почти уверили в том, что Он – настоящее божество, вездесущее и всезнающее. Он совсем забыл, что перед ним человек из плоти и крови – просто прошедший через тяжкие испытания, проклятый неведомой силой и бессмертием. Похоже, он ничуть не удивился встрече со старым знакомым. Только причина была не в его всезнании и всеведении, а в усталости от впечатлений, накопленной столетиями. Это было почти равнодушие – но ведь что-то заставило его прийти на помощь двум путникам, оказавшимся на краю гибели.

– Ты помнишь Зигфрида? – произнес Книжник.

Бука кивнул, молча указал на разбросанные по деревянному полу циновки. Книжник с Чертом уселись, следом сел Бука. Взял кувшин, разлил в деревянные чаши какой-то жидкости, протянул каждому гостю. Книжник пригубил – это было вино. Ему доводилось пробовать подобное на далеком юге. Удивительный хмельной напиток – как привет из давно сгинувшего мира с его виноградниками, пляжами, морем, которое не убивает. Что-то похожее на сказку – такие ассоциации рождало это вино. Черт смаковал угощение с благоговением. Не имея возможности видеть хозяина, он словно чувствовал его мощь, и вел себя совершенно не свойственно – как будто сжался еще сильнее, не желая доставить своим присутствием хоть какое-то беспокойство.

– Говори, – спокойно глядя на Книжника, произнес Бука.

Набрав воздуха и шумно выдохнув, Книжник заговорил. Это был даже не план, не просьба, не надежда на чудо. Это было похоже на исповедь. Да, он не столько хотел спасти друга, сколько избавиться от свербящего чувства, которое можно считать долгом, а можно совестью, но главное – такой силы, что толкнула его в этот долгий и почти безнадежный путь.

Бука выслушал молча, не перебивая, не задавая вопросов. Он даже не шелохнулся ни разу. Можно было подумать, что он заснул, не сиди он так прямо и не гляди на говорившего своим пристальным взглядом. Непохоже, что здесь, на отшибе и в полном одиночестве он соскучился по общению.

Книжник, наконец, завершил свою сбивчивую историю, спросив упавшим голосом:

– А теперь скажи мне: я не ошибся? Ты действительно можешь мне помочь? Я не за себя прошу – лишь за Зигфрида. Да еще за моего нового друга, – он кивнул в сторону Черта. – Он спас мне жизнь, и я обещал что хотя бы попрошу тебя о помощи.

Бука ответил не сразу. Книжник проследил его взгляд и вдруг понял: тот смотрит не на него, а как бы сквозь – в какие-то одному ему известные дали пространства.

– Зигфрид отличный воин, – сказал, наконец, Бука.

Чуть повел головой, разминая шею. Это был первый действительно человеческий жест, произведенный им, и это как-то успокоило Книжника, добавив надежды на понимание этого «небожителя».

– Я был бы рад помочь и тебе, и Зигфриду, и этому маленькому человеку, – Бука чуть кивнул в сторону карлика. – Но дело в том, что я не могу этого сделать.

Книжник ощутил, как упало сердце. От безысходности у него потемнело в глазах. Хотелось просто подняться и уйти. Только куда денешься с крохотного безопасного островка посреди ночного ада? А потому он собрался духом и спросил – даже с некоторым вызовом:

– Ну, ладно… – Книжник сипло откашлялся. – Выходит, зря перся. Чуть не сдох по пути, но это мелочи. Скажи только, в чем причина твоего отказа? Ты не знаешь, как нам помочь? Или это у тебя такой принцип?

– Нет у меня никакого принципа, – просто сказал Бука. – И, может, ты удивишься: я знаю, как помочь и тебе, и твоему другу.

– Вот как… Так в чем же дело?

Бука усмехнулся. Как-то нетипично, не свойственно самому себе. Неуверенно. Пожалуй, даже немного потерянно.

– Того Буки, которого ты помнишь, уже нет, – просто сказал он.

– То есть, как – нет? – недоуменно спросил Книжник.

Вытаращился на Буку, как на привидение. Шут его знает, что он имел в виду. От него можно ожидать чего угодно. Может, Буки и впрямь нет, а напротив сидит просто плод больного воображения усталых путников.

– У меня больше нет прежних сил и способностей, – пояснил Бука. – Ничего. Вообще. Я стал обыкновенным человеком. Может, даже еще меньше – ведь за свою затянувшуюся жизнь я разучился быть обыкновенным. Да и не умел никогда.

– То есть как? – подал голос Черт. – Что значит – обыкновенным?

– Да, что это значит? – повторил Книжник. – Мы же видели, как шарахаются от тебя муты, туман расступается и все такое…

– Это, конечно, факт занятный, – кивнул Бука. – Но толку? Я даже не контролирую эти явления. Считай это рудиментом, остатком моих прежних возможностей.

– Но… – семинарист поежился, не решаясь задать главный вопрос. Облизнул пересохшие губы, поднял взгляд на хозяина. – За что же тогда дерутся на Ристалище? Он же бьются за твою Силу! Они умирают за нее!

Бука горько улыбнулся:

– Они бьются за собственные иллюзии. Это не я их заставил. Они все придумали сами. И про Силу, и про Благость. И про то, что я все вижу и все знаю. Более того – я и жив до сих пор только потому, что все эти люди не знают правды.

– А узнали ли бы… – начал Книжник.

– Разорвали бы в клочья, – Бука невесело улыбнулся. – Они же люди. Их хлебом не корми – дай только сотворить себе кумира. Они будут с радостью приносить ему жертвы и расшибать себе лбы в молитвах – пока не разочаруются в предмете поклонения. А заподозрив, что любимое божество не собирается исполнять их прихоти, – не задумываясь, сбросят его с пьедестала, разобьют статуи в его честь, сожгут храмы…

– И найдут себе нового, – тихо завершил Книжник.

– Именно так. Поэтому я здесь – окруженный водой, лесом, под охраной злобных тварей и сакрального запрета. Защита не очень надежная. Но это все, что у меня осталось.