Рус Агишев - Зеленый фронт (СИ)

— А чи не похлебка? — сама с собой разговаривала она, в очередной раз заглядывая в котел. — Бульбу кинула, грибочков цельное лукошко закинула… Соли вот только треба малую дольку.

Вдруг ложка, только что скользившая по ароматной жиже, застыла.

— Який еще там шум? — пробормотала она, оборачиваясь в сторону болота. — Кого еще там несет? О! Мати, мои родные! Идут, наш родненькие…

Словно молодуха какая, повариха вскочила на ноги и тонко закричала:

— Ой, бабоньки, наши идут! Идут, мои хорошие!

Из-за невысокого завала, образованными сваленными друг на друга деревьями, появлялись люди.

— Петро! — подхватил ее крик кто-то сбоку. — Петро!

Чуть не свалив невысокого дядьку, с трудом тащившего огромный мешок, рванула вперед улыбающаяся женщина.

— Вон он, вот он, мой ненаглядный! — молодой парнишка едва успел сбросить рюкзак с плеч, как на него налетел вихрь радости и счастья. — Как же я тебя ждала… Петро! Что такое? Рука?

Шедший следом партизан добродушно хлопнул парня по плечу.

— Добрая у тебя жинка, хлопец, — проговорил он. — А ты, что глаза на мокром месте? Ничего с твоим не случилось! Мы его як красного сокола берегли.

В какие-то секунды притихший, словно перед тяжелой грозой лагерь, взорвался.

— Смотри, Мишка, не надорвись, аж две девки обнимать! — скалил кто-то громко зубы. — Охальник!

Раздавался смех…

— Да, сестренки это мои! — откуда-то доносился возмущенный ответ.

— Сыми-то сумищу свою! Не бойся не укушу! — повариха тянула за рукав длинного как верста парня. — Что и мамку свову не признаешь?

Из палатки кто-то вытащил гармонь и с чувством начал выводить залихватскую мелодию.

— Эх, девки, бабы, молодежь, подходи, не зевай! — заводил народ юморной гармонист. — Расскажу я вам как делить мой каравай!

— Дурак, ты Федька! — рассмеялась в ответ разбитная деваха с шальными глазами. — Че у тебя там делить-то? Шишь с маслом!

Шум нарастал, подобно валу, обрастая все новыми и новыми звуками. Мягкие шлепки снимаемых сумок и рюкзаков, приятный слуха металлический перезвон патронов дополнялись звонкими поцелуями и заливистым смехом.

— А ты, что видела что ли? — ни как не успокоится гармонист, хитро поглядывая на стоявшую напротив него бабенку. — Можа там и ого-го!

— Да, тихо ты! — вдруг кто-то шикнул на него из-за спины. — Уйми свою музыку!

От неожиданности его руки дернулись и гармонь, издав жалобный полувздох, умолкла.

— А… Что? — дернув головой, гармонист повернулся назад.

Все молча стояли. Десятки человек, которые мгновения назад шумно радовались встречи, с недоумением перешептывались. Федька решительным движением отложил инструмент и начал пробираться в центр лагеря. Лишь отодвинув в сторону очередную одетую в ватник спину, он увидел причину всеобщего оцепенения…

— Я смотрю у тебя совсем плохо с головой, старшина? — Смирнов угрюмой глыбой нависал над невысоким собеседником. — Ты отказываешься исполнять приказ высшего командования? Идешь против советской власти, гнида? Что молчишь, Илья Степанович? — имя и отчество он произнес так, словно выплевывал каждую букву по очереди.

Перекошенное лицо разведчика не предвещало ничего хорошего.

— Вот, значит ты как заговорил, капитан, — буркнул в ответ тот, скидывая со спины котомку. — Гнидой меня называешь… Может еще и под трибунал хочешь отдать?! Что буркала свои выпятил? ….Хрена ты получишь моих людей!

Капитан усмехнулся кончиками губ и медленно расстегнул нагрудный карман. Под пристальными взглядами окружающих, он вытащил небольшой клочок темной ткани и, поднеся его к глазам, начал громко читать:

— … Оказывать всестороннее содействие Смирнову Игорю Владимировичу… Имеет право брать на себя командование военными частями… Подпись: И.В. Сталин.

Он высоко вскинул руку, демонстрируя небольшой клочок ткани.

— Все слышали? — спросил он, пытаясь каждому заглянуть в в глаза. — Я должен забрать с собой в Москву одного человека — Ковальских Алесю… А, ты слышал, старшина, кем подписан мой мандат?

Голованко шумно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Мелькнувший перед ним документ был не простой «бумажкой», о чем он, пограничник, не раз слышал.

— Я ее не отдам, — еле слышно проговорил он, набычившись словно боксер перед ударом противника. — Капитан, я ее все равно не отдам…

После этих слов передние ряды словно отхлынули от них. Пятачок пустого пространства вокруг двух людей становился все больше и больше.

Смирнову показалось, что он ослышался. «Что? Какой-то вшивый пограничник вякает против такого документа? — в его голове просто не укладывался сам факт такого ответа старшины. — Это же подпись товарища Сталина!». Его руки сами дернулись вперед и крепко вцепились в воротник партизана.

— Ты, что же старый пень совсем ошалел? — крепкие руки словно мощный механизм с силой трясли старшину. — Тебе сам товарищ Сталин приказывает какую-то девку доставить в столицу… Сам товарищ Сталин! Да, я тебя прямо здесь шлепну! — тряхнув в очередной раз, он отпустил трещавший воротник. — Ты меня слышишь, прямо вот этими руками шлепну! О! Падла!

Воздух словно выдернуло из его легких, а живот сразу же скрутило невыносимой болью. Разведчик даже не уловил сам момент удара, он лишь ощутил его последствия.

— Ты?! Сволочь! — задыхаясь и сипя от боли, бормотал капитан. — Ты поднял руку на старшего командира?

Неожиданно его осторожно подхватили под руку и мягко опустили на землю. Оказавший эту помощь, Голованко присел рядом с ним.

— Успокойся, разведка, — тихо проговорил он, наклоняясь к лица Смирнова. — Прежде чем орать, ты бы сам башкой своей подумал, о чем просишь?! — наткнувшись на недоуменный взгляд, Илья продолжил. — Знаешь, что это за девка?

Тот с шумом выплюнул тягучую слюну и выдохнул:

— Какое это имеет значение? Кто она сама? Кто ее родители? С кем она спит и что она есть? Главное, она может принести пользу стране! Только это сейчас имеет значение.

Старшина печально вздохнул.

— Это же сестра его, — прошептал он, кося взглядом в сторону высокого дуба. — Родная сестра… И ты мне предлагаешь, отдать ее… Лучшего способа подписать себе смертный приговор ты точно не найдешь!

Боль сразу же отступила куда-то в сторону. «Его сестра…, — прозвучавшая мысль просто снесла его мозг. — Да, он же… Боже мой! Какая к лешему Москва?».

— Что тут такое? Что за столпотворение? Вот где они сидят? — прямо из толпы вылез и начал орать врач, также ходивший с ними на операцию по освобождению заложников. — Товарищ капитан, вы собрались улетать? Да? Как, мне интересно бы узнать? А на Абая не надейтесь… В самые ближайшие время он умрет. С такими ранами как у него, люди вообще не живут!