Юрий Уленгов - Грань человечности

Внизу раздался уже знакомый треск, и Захар лихорадочно дернулся вверх, поджимая ноги. А в следующую секунду судно вздрогнуло, а над рекой прокатился звук, похожий на вибрирующий гул гигантского гонга.

Подледный монстр не сориентировался и на полной скорости врезался в борт судна.

Перила застонали и прогнулись под тяжестью лесника, в лицо посыпалась ржавая крошка. Он с ужасом понял, что древняя конструкция не выдержит его вес и он сейчас свалится вниз.

Прямо в пасть к подледной твари.

– Держись!

Над перилами показалась голова Юли. Она обеими руками вцепилась в рукав куртки Захара и потянула его на себя. Перила застонали снова. Захар услышал внизу плеск и отчаянно рванул тело вверх, перебрасывая правую руку с ненадежных перил на обледеневший планширь.

Лед затрещал, Захар подтянулся и перекинул через планширь ногу. Теперь он висел над водой на высоте почти двух метров и был вне досягаемости твари-из-подо-льда. По крайней мере, ему так хотелось думать.

Вода в провале под ним успокаивалась.

– Он ушел, – проговорила девушка. – Они никогда не делают больше двух заходов.

Лесник перенес на планширь и вторую руку, вцепился в него и попросил:

– Доломай эти чертовы перила, я вылезти не могу.

Вверху послышались глухие удары, за шиворот и в сбившийся на спину капюшон Захара посыпалась ржавая крошка, а потом его что-то ударило по спине, а внизу раздался всплеск: девушка послушно выломала целую секцию прогнивших перил. После чего схватила его за куртку и штанину и с силой, удивительной для столь тщедушного тельца, потащила вверх.

Захар перевалился на спину и несколько секунд лежал так, тяжело отдуваясь.

– Что это было? – выдохнул он наконец.

– Где именно? – кажется, девчонка вполне отошла от пережитой опасности, ибо в голос ее вернулись насмешливые нотки.

– Подо льдом.

– А. Там. Это осетр.

– Кто?!

– Осетр, – последовал ответ тем же нарочито спокойным голосом.

Захар покачал головой и полез во внутренний карман, надеясь, что портсигар остался на месте.

– Какая гадость! Какая гадость эта ваша заливная рыба! – пробормотал он, глядя в черное холодное небо.

С борта ледокола на берег выбрались без приключений. Захар, стискивающий обрез, вертел головой во все стороны. Он уже понял, что в Иркутске сюрпризов гораздо больше, чем ему встретилось на протяжении всего пути. Здесь стоило держать ухо востро. И хотя девушка говорила, что до убежища осталось недалеко, расслабляться не стоило. Кто знает, что за тварь может подстерегать в ночной темноте? Если уж тут обезьяны на людей охотятся, а подо льдом гоняют плотоядные рыбины…

Здание школы показалось через пару минут. Когда-то оно было окружено деревьями и кустами, здесь был настоящий сад. Сейчас растительность потемнела и перекрутилась. Единственным источником радиации в Иркутске оказались осадки, но и их, вкупе с затянувшейся на двадцать лет зимой, хватило, чтобы некогда красивые растения превратились в пугающие невообразимостью форм скелеты. Само здание было целым, во многих окнах сохранились даже стеклопакеты. Правда, немного и, по всей видимости, исключительно из-за того, что прозрачный пластик не был самым востребованным материалом в подземных убежищах. А вот в некогда прозрачных стенах фойе стеклопакеты отсутствовали. Вместо них установили щиты, собрав их из подручного материала – досок, листов металла.

– Здесь кто-нибудь дежурит? Нас видят? – поинтересовался Захар у странно притихшей девушки.

– Нет, – односложно ответила она.

– А если те же обезьяны?

– Приматы, слава богу, пока не такие умные. Окна все заколочены, на двери – засов. Человек его открыть снаружи может, а обезьяна – нет. Так и живем. Да мы вообще мало на поверхность ходим.

– А чем вы тут питаетесь вообще?

– Запасами, – коротко ответила девушка.

Захар прикинул, сколько запасов нужно, чтобы прокормить людей в течение двадцати лет, и покачал головой. Повезло, ничего не скажешь. Интересно, запасы – это что? Консервы? Так срок годности вышел давно. И даже, если предположить, что консервированные продукты сохранились – как тут людей цинга не выкосила еще? Захар много читал про моряков, исследовавших северные моря в восемнадцатом веке. Деревянные корабли на парусной тяге частенько затирало во льдах, и люди застревали там на год, а нередко – и больше. Им тоже приходилось питаться исключительно консервированными продуктами. И цинга была настоящим бичом мореплавателей. Случалось так, что к тому моменту, когда зима отступала, выпуская корабли из ледяного плена, управлять ими было некому – цинга косила целые экипажи. Тогда спасались лимонным соком, и то далеко не всегда помогало. А чем спасались люди здесь на протяжении двух десятков лет? Будто услышав его мысли, Юля снова заговорила тихим голосом:

– У нас часто бывает свежая рыба. Мы ставим сети под лед. Не в таких количествах, как хотелось бы, – мы можем делать это только с борта ледокола. Сам видел, что будет, если на лед выйти. Еще у нас что-то вроде огорода есть. В небольшом помещении, которое прогреть легче всего. Там лук, чеснок, еще петрушка какая-то. Но все равно витаминов не хватает. Болеют люди часто очень. Потому и на поверхность стараемся не соваться лишний раз. Иммунитет никакой, заболеть – запросто. Особенно, учитывая, что тут творилось после наводнения.

Объяснять Захару не понадобилось. Он и сам мог неплохо представить, что было после того, как вода, хлынувшая через уничтоженную плотину, сошла, и Ангара вернулась в свое старое русло. Тысячи трупов, которые некому хоронить. Легионы крыс, пирующих на разлагающихся телах. Эпидемия. С гарантией. Даже в условиях постоянного холода. Да, несладко тут было.

– Изначально людей было вроде как больше – я сама не помню, мне дядя рассказывал. Он был у нас кем-то вроде следопыта. Он несколько раз пытался пройти в нижний город. Как-то он нашел большое убежище – люди заселили двенадцатиэтажный дом, укрепили его, как могли, наладили какое-то отопление. Их там много было – не меньше двух тысяч, дядя говорил. Они все умерли. Он говорил, что это было похоже на чуму, как ее описывали в старых книгах. Сотни раздувшихся, посиневших трупов. Им пришлось сжечь этот дом – вместе с трупами. Потом два человека из тех, что ходили с дядей, заболели и умерли. Все тогда очень испугались, испугались того, что и мы… так же… Но повезло.

Девушка становилась все многословнее. Захару показалось, она говорит, чтобы не дать ему задать какой-то вопрос, отвечать на который ей не хотелось. Что-то было не так, но что именно – понять он не мог.

Они добрались до входа. Юля на секунду замерла перед дверью, отодвинула фанерный лист и запустила руку внутрь. Пошумела чем-то несколько секунд, потом раздался стук, и дверь открылась.