Роберт Шмидт - Бездна

Тесла заметил в глазах у родителей беспокойство.

– Это обычное обследование, – пояснил он быстро. – Без него мне снова придется отправить вас на границу. Приказ властей, сами понимаете, – добавил ученый так ласково, как только сумел.

Отец замер, мать побледнела, но потом оба они кивнули. Знахарь вытащил из кармана халата куклу. Потертую и линялую, наскоро сшитую, но все еще цветную и мягкую.

– Пойдет, Йонтка. Если будешь вежливой, дам тебе моего лучшего друга.

Женщина не спускала с девочки глаз, пока та не исчезла в коридоре.

– Хорошие вы люди… – сказала она, пытаясь улыбнуться.

Получилось у нее не слишком хорошо: усыпляющее средство уже начинало действовать. Ее муж получил большую дозу, а потому глаза его начали закрываться, прежде чем он успел прожевать очередной кусок.

Тесла появился в амбулатории прежде, чем Знахарь закончил вторую операцию. Женщина уже лежала на носилках, привязанная ремнями. На ее выжженных глазах была толстая повязка, а операция на голосовых связках обошлась без внешних следов. Доктор склонился над интубированным мужчиной, потому только глянул на приятеля, когда тот присел на стул рядом с лежанкой, где лежало тело отравленной девочки.

– Долго еще? – спросил профессор, поигрывая прядью детских волос. – Они скоро будут здесь.

– Уже заканчиваю, – ответил Знахарь. – Знаешь, я предпочел бы, чтобы мне в такие моменты не мешали.

– Беспокоюсь я из-за того мужика, – медленно проговорил Тесла.

– Какого? – доктор снова сосредоточился на пациенте.

– Того поручика. Я сказал Катажине, что это ошибка, но она не захотела меня слушать.

– Думаешь, он представляет собой угрозу? – Знахарь чуть шевельнул инструментами, вставленными во введенную в рот трубку.

– А ты не помнишь, как он ловил нас на слове? Достаточно было единственной оговорки – и начинал вынюхивать. Если начнет что-то подозревать, быстро возьмет ее в оборот.

– Это не наша забота, – заявил Знахарь, делая очередные надрезы.

– Может быть, может быть…

– Как обычно, ты преувеличиваешь. – Доктор умелым движением извлек инструменты. – Ну, готово, – усыпленный, лишенный зрения и возможности говорить пациент был готов к транспортировке. – Что с ним сделаешь? – поинтересовался Знахарь, кивнув на мужчину.

– Я еще не решил, – ответил задумчиво Тесла.

– Я бы оставил его у нас. Кажется сильным. Будет из него толк на динамо или на помпах.

– Поглядим…

Из холла донеслась трель звонка.

– Приехали, – ученый глянул на часы. – Как всегда пунктуальны. Пойдем, нужно передать посылку.

Они оставили лежащих без сознания, обездвиженных пациентов и пошли в холл. В дверях лифта стояли трое мужчин в серых противорадиационных комбинезонах. Стояли не в стальной кабине, а в собранной из прутьев клетке.

Минутой позже охранники выпустили живую силу, как профессор называл рабов. Те проходили мимо него цепочкой, слепые и немые. Тесла и Знахарь низводили людей до уровня безголосых животных, из важнейших чувств оставляя им лишь слух, чтобы те могли выполнять приказы. Взамен они получали все, что им было необходимо для безбедной жизни. Удобная система. Главное, чтобы она не сбоила.

Поскольку это наша первая встреча, позвольте мне представиться. Мое имя Роберт Ежи Шмидт. Я поляк, в венах которого течет примесь крови французской, австрийской и… русской, но это совсем другая история. Меня считают одним из отцов польской постапокалиптики, то есть, кем-то вроде Дмитрия Глуховского – в России. Раньше я был многолетним редактором журнала «Science Fiction» (позже переименованного в «Science Fiction, Fantasy i Horror»), на страницах которого за десять лет дебютировали больше сотни авторов молодого поколения, в том числе и самые известные польские писатели последних лет. Я перевел для польских изданий более шестидесяти книг, в том числе и такой известнейший бестселлер, как «Инферно» Дэна Брауна. Я пил виски в Лос-Анджелесе с Джеком Николсоном, был знаком с Квентином Тарантино еще до того, как тот снял «Криминальное чтиво», бывал на вечеринке на вилле «Плейбой» с Чарли Шином. Я посетил более пятидесяти стран на пяти континентах. Я проехал Соединенные Штаты насквозь, от побережья до побережья. Плавал в океане с акулами, странствовал через буш вместе со львами. Я настолько горячий фанат Джереми Кларксона, что некоторое время мы ездили с ним на одинаковых машинах. Я стараюсь жить полной жизнью – и поспевать за реальностью, которая вот-вот обгонит любимую нами литературную выдумку. Однако более всего я люблю фантастику, а особенно постапокалиптику.

Вирусом фантастики я заразился много лет назад, еще молодым человеком, а как говорит старая польская пословица: «Чем скорлупа смолоду пропитается, тем в старости и пахнет». В моем случае это действительно так. Хотя делал я в своей жизни множество вещей – работал почти десять лет в киноиндустрии, потом некоторое время занимался компьютерными играми – больше всего радости мне доставляло общение с фантастикой. Наилучшей, той, которая создала меня как читателя, а потом и как автора, – а это в том числе и ваши Мастера: Аркадий и Борис Стругацкие, Кир Булычев, Михаил Булгаков, Дмитрий Биленкин, Сергей Снегов. Я воспитывался на их лучших книгах, читая порой с бо́льшим интересом, чем современных английских писателей, поскольку россияне были мне ближе духовно и культурно. Именно потому я всегда старался представлять польским читателям авторов с Востока – как в журнале, который я издавал, так и в позднейшей серии книг, которые я готовил для издательства «Almaz».

Однако фантастика – это слишком широкое понятие. В ней, по определению, содержатся разнообразные направления – фэнтези, космоопера и даже жанр паранормального. Но меня с самого начала наиболее увлекали книги, фильмы, а потом и игры из направления, называемого постапокалиптикой. Я рос в шестидесятые годы XX века в разрушенном Второй мировой Вроцлаве и ребенком выслушал немало уроков по гражданской обороне, на которых нас учили, как вести себя во время ядерного взрыва. Призрак атомной войны буквально преследовал меня. Я читал и смотрел почти все про гибель человечества и мира. Позже в своих книгах я неоднократно затрагивал эту проблематику. Позвольте мне сказать о самых важных из моих постапокалиптических произведений.

В «Апокалипсисе Господина Яна», который вышел почти пятнадцать лет тому – а когда вы читаете эти строки, на полках книжных появится специальное, четвертое уже издание, – я рассказываю о судьбах моей страны после тотальной ядерной войны. Главным героем книги стал отчаянный человек, тот самый Господин Ян, который пытается поднять страну из руин, начиная с прихода к власти в одном из крупных городов. Это персонаж, которого невозможно полюбить, он вызывает антипатию и даже отвращение, но любой внимательный читатель, наблюдая за очередными делами Бургомистра, начинает понимать, что в такой трагический момент истории и речи не может идти о сантиментах, что только некто по-настоящему лишенный угрызений совести сумеет сберечь уцелевших от еще худшей судьбы… и может, ему придется стать палачом.