Андрей Буторин - Упавшие в Зону. В поисках выхода

– Чуть тише, – подняла ладонь девушка.

Разведчику, хоть и с трудом, удалось выполнить ее просьбу. Дыхание он почти восстановил, вот только сердце продолжало бешено колотиться, так и норовя вырваться на свободу.

Илона долго прислушивалась, пока наконец не выдала:

– Вроде бы тихо. Думаю, они не вернутся.

– Кто?.. – выдохнул косморазведчик.

– Разумеется, «свиньи», – сухо ответила девушка. – «Имперцы» пришли не отсюда.

Как бы ни старалась Илона показать обратное, видно было, что она переживает за судьбу бывших сослуживцев. Уж за поручика с подпоручиком – точно.

– Возможно, они спаслись, – попытался успокоить девушку Плюх.

– Герасимовский – вполне возможно, – хмуро сказала Илона, которая первой и высказала мысль о вероятной «тактике» штабс-капитана. – Мне Андрюшку Кожухова жалко. Честный парнишка, открытый, светлый. И приказ выполнит всегда, даже если это верная смерть.

– Может, отобьется…

– Да как он отобьется, ежели у него патронов меньше, чем этих «свиней»? К тому же, стрелок он еще не особо меткий. Даже если додумается бить по мордам, все одно больше промажет, чем в цель попадет. Надежда на то лишь, что Герасимовский остатки совести растерял и один спасаться решил, а Кожухова вместе с Овчинниковым оставил. Поручик стрелять умеет. И за спиной у парня прятаться не станет. Только не верится мне, что даже вдвоем они от такой своры отобьются.

– И все-таки давай раньше времени никого хоронить не будем.

Косморазведчик, успокаивая любимую, подумал о том, насколько все же противоречива женская суть, ведь он совсем недавно сам думал о том, не остаться ли, чтобы помочь «имперцам», а Илона ответила жестким отказом – и в голосе у нее в тот момент не слышалось ни капли сожаления.

– Никто и не хоронит, – буркнула девушка. – Но если погибнут, нашей вины в том нет.

Плюх, даже не будучи психологом (хотя азы им в Академии все же давали), понимал, что Илона как раз и считает себя виноватой в случившемся, но пытается себя же убедить в обратном. И что бы он ей сейчас ни сказал, это может послужить лишь толчком для новых самокопаний. Поэтому он благоразумно промолчал.

Поскольку привал так и так сделали, решили наскоро перекусить – доели оставшийся полукруг колбасы, запив водой из фляги.

– Увидим ручей – напомни, чтобы я набрала воду, – поднимаясь и забрасывая за плечи рюкзак, сказала Илона.

– Хорошо, – кивнул Плюх и спросил: – А ты знаешь, куда дальше идти?

– Что значит, знаю ли я? Насколько мне помнится, планов мы не меняли и следуем к выходу из Лазаревского, разве не так?

– Так, – смутился разведчик. – Я не об этом… Ты знаешь, в какой стороне этот выход?

– Разумеется, знаю. Мы, конечно, сделали незапланированный крюк, но идти осталось все равно немного, верст пять, самое большее шесть. За пару часов должны добраться, коли помех в пути не будет.

Помех больше не было, если не считать еще один густой кустарник и гравитационную аномалию, на обход которой пришлось затратить минут двадцать. Первую половину пути гайку бросала Илона, затем ее сменил Плюх, который, кстати, и обнаружил ловушку, на сей раз избежав увечий и травм.

Когда добрались до места, разведчик его не узнал, и если бы не Илона, протопал бы дальше, сквозь невидимый и как бы вовсе не существующий с этого направления поселок. Откровенно говоря, Плюху своя невнимательность не понравилась – ориентирование на местности было для разведчиков одной из самых важных дисциплин. И ладно еще, что после беготни от рогатых кабанов он потерял ориентацию – все-таки в той части Зоны он раньше ни разу не был, – но здесь-то ему доводилось прежде бывать, а вот, не узнал. Оправданием могло послужить лишь то, что место представляло из себя однообразную каменистую равнину с редкими пучками пожухлой травы и еще более редкими кустиками. Но Плюх не искал оправданий, а потому разозлился на себя по-настоящему.

«Возьми себя в руки! – мысленно прикрикнул он. – Нечего перекладывать ответственность на Илону – мужчина здесь ты, а не она». И в самом деле, пора уже было приходить в форму. Тем более сейчас, когда Зона, ставшая совсем автономной, сделала населявших ее и без того не особо добродушных сталкеров исключительно агрессивными и опасными. «Каждый сам за себя» и «Человек человеку волк» – теперь были не просто лозунгами, а истинным смыслом жизни. Точнее, выживания.

И все-таки злость также следовало исключить из частого употребления. Любое яркое проявление чувств туманило разум, снижало внимательность, что было теперь недопустимо. Поэтому, приложив немалые усилия, косморазведчик все-таки успокоился и сказал:

– Теперь ждем. Сутки. Согласна?

– Если дозволят, – пожала плечами девушка.

– Кто? – удивленно глянул на нее Плюх.

– Мало ли в Зоне желающих, – снова дернула плечом Илона. А затем переиначила ответ: – Обстоятельства.

Да, обстоятельства. Тут разведчик полностью был согласен с любимой. Они, эти самые обстоятельства, вели себя как живые: капризничали, вредничали, насмехались, издевались над ним в последнее время по-всякому. Будь они чем-то осязаемым, Плюх с огромным удовольствием или начистил бы им морду, или, за отсутствием таковой, стер бы их в порошок. Впрочем, осадил он себя, обстоятельства позволили ему оказаться вместе с любимой, так что уже только за это стоило им простить все прочие непотребства.

И все равно косморазведчик был уверен, что ждать им придется долго. А значит, переживать, нервничать, сомневаться… Мысль о том, что они вообще ничего не дождутся, Плюх от себя гнал, но та все равно витала вокруг, подобно назойливой мошке.

Однако на сей раз обстоятельства решили преподнести щедрый подарок. Не прошло и часа, как с легким чпоканьем, будто из воздуха, «материализовался» живой-живехонький Блямс.

Зеленый друг, раскинув лапы, тут же бросился… к Илоне, и девушка радостно подалась к нему, также готовая заключить «богомола» в объятия. Однако тот, смущенно блямкнув, повернулся к Плюху и виновато прижал к желтой груди суставчатые «руки».

– Блямс…

– Да ладно тебе, – отмахнулся косморазведчик. – Ты лучше ответь, где твоя свита? Растерял по дороге? Или… Лазаревское…

«Богомол» протестующе заблямкал, а потом, повернувшись туда, где он только что внезапно возник и дважды коротко скрежетнул. В ответ на это перед друзьями появился дикий «богомол», вслед за ним второй, третий… Плюх насчитал пятьдесят четыре особи. Насколько он прикидывал раньше, «богомолов» должно быть, как минимум, вдвое больше. Куда же они подевались? Неужели остались в селении, а потом, во время нападения «имперцев» разбежались, а то и вовсе, раненые, умирают сейчас в лесу?.. Или Лазаревское оказалось не столь безобидным для «богомолов», как это думалось раньше?