Юрий Корчевский - Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

– Я постараюсь обезболить.

– А шрамы останутся?

– Шрамы украшают мужчину, – пошутил Никита. – В перевязочную его.

Под обезболиванием лидокаином тонкой шелковой нитью наложил аккуратные шовчики, осмотрел работу. Хоть он и не пластический хирург, а получилось неплохо. Через годик шрамы будут едва заметны.

Данилу увезли в палату. Раны сами по себе неопасны, но поскольку находятся на лице, надо несколько дней понаблюдать.

Никита вымыл руки и прошел в ординаторскую. Едва успел сесть за свой стол и начать заполнять журнал операций, как в комнату вошли заведующий и Лешка Троян.

– Уф, управились. Представляешь, мало того, что селезенку мужику оторвало, так еще и диафрагма разорвалась. Пока сосуды перевязали, осушили… Доступ неудобный, рядом с пищеводом. Намучились изрядно!

Денис Юрьевич достал из шкафчика бутылку коньяка и три рюмки.

– Леш, ты дежуришь сегодня?

– Я, а что?

– Тогда тебе только пятьдесят грамм.

– Да я не возражаю.

Они выпили по рюмочке «Старой крепости», посидели. Потом повторили – кроме Лешки.

– Молодец, Никита, выручил. В понедельник на работу. Рассказывай, что у тебя было?

– У паренька – сосед мой по дому кстати – порезы на лице. ПХО, заштопал. У этого мужика, – Никита придвинул заведующему историю болезни, – гемоторакс, перелом ребер. Все сделал в лучшем виде. И дамочка паскудная попалась, из администрации. Ранка – мелочь, а кричала «умираю».

– Хреново.

– Что «хреново»?

– Что из администрации. Наябедничает у себя, жалобу настрочит, комиссиями замучает.

– Предполагаю.

– Ты бы уж поласковее с ней был, что ли?

– Мужику с гемотораксом помощь оказывать надо было – без малого не загнулся.

– Да я-то понимаю, ты им попробуй объясни.

– Да пошли они… – Никита выматерился.

– Вот-вот, а проверяющие придут – мне отдуваться придется.

– Не впервой, Денис Юрьевич.

– Ладно, давай по последней, – заведующий плеснул коньяку Никите и себе.

– Леш, ты все слышал?

– Не глухой.

– К дамочке зайди, сделай вид, что наблюдаешь. А с пациента, что с гемотораксом, глаз не спускай. Ну и за нашим, что оперировали, – тоже.

– Чувствую, веселенькая ночка мне предстоит.

– Не впервой.

– А завтра утречком тебя Никита сменит.

– Так у меня же отпуск…

– Считай, что отпуск закончился. Я старшей медсестре уже сказал, чтобы она тебя в рабочий график с сегодняшнего дня вписала. Ладно, я пошел домой. Никита, дописывай истории болезни и операционный журнал – и свободен.

Денис Юрьевич ушел. Лешка забросил ноги на стол, как делали ковбои в американских фильмах.

– Устал как собака, – пожаловался он, – днем два аппендикса было, куча перевязок. А потом этих привезли.

Он хлопнул ладонью по стопке историй болезни. Оба замолчали, начали писать. К заполнению документов хирурги относились серьезно. Известное дело – истории пишутся для прокуроров и проверяющих. Даже если все сделал как надо, но не все записал, – виновен. А их документы проверять будут точно – все-таки авария, дело подсудное.

Собственно, выходные и всю последующую неделю Никита провел в отделении. Мастерство и опыт врачевания – не только искусно выполненная операция, но и каждодневный, муторный, иногда изматывающий труд по выхаживанию пациентов.

Но наступила пятница, за нею – целых два дня отдыха, без дежурств.

Веру он видел, но мельком. Хоть и работали они в одном отделении, но виделись редко и мимолетом. Больница и хирургическое отделение в частности – не то место, где можно поболтать вдоволь. Даже когда Никита и Вера участвовали одной бригадой в операции, разговоры были чисто рабочие. «Корнцанг, зажим, тампон», – вот и весь разговор. А после операции – заполнение документов, обходы, перевязки.

Никита пошел в магазин за продуктами. Прямо у подъезда к нему пристали трое подвыпивших парней. Сначала закурить попросили, как всегда, потом слово за слово и в драку. Никита свалил ударом одного, но и сам пострадал. В лицо дважды удары пропустил. Вышедшая соседка закричала «Милиция!», и парни убежали.

Никита поднялся и прошел в ванную, к зеркалу. О, боже! На него смотрел не доктор Никита Алексеевич Савельев, хирург божьей милостью, а бомж с похмелья. Левый глаз заплыл багровой синевой, губа отекла, левую щеку раздуло, как при флюсе, правое ухо поцарапано, и ссадина покрылась корочкой. «Ну, хорош! Как же я завтра на работу пойду? От меня же пациенты разбегутся, сотрудники не узнают!» – подумал Никита.

Он позвонил Вере. Когда она приехала, ужаснулась.

– У тебя бодяга есть?

– Не-а.

– Тогда я в аптеку.

Девушка вернулась быстро, поставила ему примочки. Прикосновение ее рук было Никите приятно. А перед ней было неудобно: рожа как у бандита, зубы почистить не смог.

– Может, утром позвонишь Денису Юрьевичу, скажешься больным?

– В отделении и так врачей не хватает.

– Какой из тебя работник – один глаз заплыл совсем. Как ты оперировать собираешься?

– Перевязки делать буду.

– Не глупи. Позвони завтра, отпросись с работы.

– Я подумаю.

Никита уставился в потолок. А может, и в самом деле позвонить? Рожа-то – только детей пугать. А за неделю отойдет. За продуктами Вера ходить будет – неудобно соседям показываться на глаза. У бабушек языки длинные, вмиг новость по дому разнесут.

Вера опять убежала.

– Я скоро.

Она вернулась с сумкой, полной продуктов, и начала возиться на кухне. Вскоре оттуда потянуло вкусными запахами. Губа губой, но он мужчина молодой, есть охота.

– Иди, герой, кушать готово.

Никита прошел на кухню. М-да, это не его холостяцкий обед, чувствовалась женская рука. Красиво лежали салфетки, приборы были расставлены, салатик радовал глаз яркими красками, а в центре дымились котлетки.

– И когда только ты успела?

Есть приходилось осторожно. Только рот пошире откроешь, как губа отдавалась болью и начинала подкравливать. Вера смотрела и сочувствовала.

Пока она мыла после еды посуду, Никита посмотрел по телевизору новости. Одно и то же, только обещания улучшить, повысить, внедрить. Говорящие головы надоели.

Никита включил приемник, любимый «Hit-FM». Подошла Верочка.

– Инвалид, не хочешь пригласить даму на танец?

– Я дон Педро из Бразилии, где в лесах много диких обезьян, я не умею танцевать, – парировал Никита.

– Никита, мы так и будем сидеть, как пенсионеры?

– Ты предлагаешь куда-то пойти? – Никита потрогал саднящую губу.

– Ой, извини, и правда – глупость сказала. А в других местах тебе ничего не отбили, надеюсь – там ты не инвалид?

– Проверь.

А дальше – бурная схватка, но только без поцелуев по понятной причине.

– Никита, мне домой пора идти, скоро темнеть начнет.