Дмитрий Силлов - Закон свободы

Поэтому чисто рефлекторно сунув в карман злосчастный пульт, я со всех ног рванул к выходу из заведения, на бегу поливая из автомата наиболее активно движущиеся фигуры. Эх, как бы мне сейчас пригодилось утраченное умение замедлять время! Я даже на бегу попытался представить свой тотем…

Без толку. Все равно что пытаться завести автомобиль, из которого напрочь выдрали аккумулятор вместе с двигателем. Не работает способность, не раз спасавшая мне жизнь, будто и не было ее никогда. Поэтому я просто бежал, пригнувшись, как обычный человек, которого очень хотят убить, и отстреливался, очень надеясь, что успею добежать до двери раньше, чем одному из посетителей бара повезет больше, чем мне.

Я успел заметить, как плечистый «борг» резко мотнул головой влево, словно хотел успеть рассмотреть правым глазом, как вылетает из глазницы левый, выбитый из нее моей пулей… Как один из «зеленых» выронил свою «Грозу», схватился за горло и кашлянул, выплюнув вместе с кровавыми слюнями фрагмент трахеи, разорванной автоматной очередью… Как сталкер с лицом, неестественно перекошенным то ли старой травмой, то ли мутацией, потянулся было за автоматом, но после резко передумал и схватился за свое изуродованное лицо обеими руками, будто запоздало хотел уберечь его от разрушающего действия пули, уже вошедшей между бровей…

А я несся, слыша, как грохочут ответные неприцельные очереди, и как пули разозленными пчелами свистят над моей головой… Хорошо, что над, ибо ряд столов частично прикрыл меня от стрелков. Но чтобы добежать до двери, мне нужно будет преодолеть несколько метров открытого пространства. Всего ничего. От силы один кувырок с разгону – и я вылечу из бара, словно мячик.

Кувыркаться я умею неплохо, обучен делать это даже с рюкзаком на спине и запасным стволом, засунутым под этот рюкзак – главное грамотно башку подвернуть и правильно толкнуться ногами. Ну, я и кувырнулся, уже видя перед собой полуоткрытую дверь, в которую совсем недавно вышел тот тип с половинкой противогаза на морде. Еще мгновение – и я за порогом…

И в этот момент в меня ударила пуля.

Судя по тому, как рвануло плечо – в руку…

Если не задет крупный нерв, в первые секунды после огнестрельного ранения боли нет. Ты чувствуешь просто тупой удар и онемение в пораженной области. И немедленный страх опустить глаза и увидеть то, что наделал крохотный кусочек раскаленного металла… Боли нет, боль придет потом. Сначала приходит страх – липкий, парализующий – и только от тебя зависит, как ты себя поведешь. Замрешь на месте в ожидании наступления боли, либо мысленно дашь тому страху локтем в зубы, и продолжишь намеченные действия. Ибо в боевой ситуации страх опаснее любого ранения, и умирают от него намного чаще, чем от самых страшных ран. Почему? Все просто. Испугавшийся останавливается, замирает, ожидая прихода боли. А в статичную мишень попасть во второй раз намного проще.

Поэтому я все-таки завершил кувырок, со всей силы пнув дверь подошвами берцев, выкатился из бара, вскочил на ноги и рванул в сторону забора из гниющих голов. При этом я мысленно просчитывал ситуацию. Вот те, кто остался в баре, опрокидывая столы, ринулись вдогонку, вот они подбегают к выходу, на ходу меняя магазины пистолетов и автоматов, вот первые двое перешагивают порог…

Я резко развернулся, намереваясь прошить этих двоих короткой очередью – и понял, что не могу нажать на спусковой крючок. Указательный палец не слушался…

Преодолевая проклятый страх, я опустил глаза…

Твою ж душу! А я так надеялся, что пуля ударила в мякоть, не повредив ничего серьезного.

На самом деле все было очень плохо.

По ходу, тот, кто ранил меня, стачивал напильником острые наконечники своих пуль, а после надрезал их крестом, превращая в печально известные «дум-дум». Такие боеприпасы, по научному называемые экспансивными, запрещены к использованию Гаагской конвенцией в период ведения любой войны. И поскольку в Зоне война постоянное явление, этот запрет соблюдается всеми правильными сталкерами.

Но при этом отморозки, плюющие на законы Зоны, встречаются всегда. И если кто-то из сталкеров поймает урода, пилящего пули, то тот урод имеет все шансы оказаться повешенным на ближайшем дереве.

Правда, в автоматный магазин к каждому не заглянешь, а разрушительное действие экспансивной пули гораздо сильнее, чем у обычной. Поэтому всегда были и всегда будут ублюдки, плюющие на все конвенции мира. Например, сейчас пуля «дум-дум» в хлам разворотила мое запястье. Большой, указательный и средний палец повисли безвольными, окровавленными тряпочками, отделенные от руки вместе с половиной всей кисти. Правда, безымянный и мизинец сохранили подвижность – оказывается, ими я и держал автомат за рукоять, пока бежал к забору.

Все это я додумывал в падении, ибо те первые двое уже выбежали наружу и, вскинув автоматы, стреляли в мою сторону. В следующую секунду голова, в которую попала пуля, разлетелась на части – но это, к счастью, была не моя голова, а одна из тех, что насаживали на колья охранники бара.

Я же плюхнулся брюхом на серую траву Зоны и, с силой удерживая автомат за цевье, безымянным пальцем потянул за спуск.

Автомат задергался, затявкал бешеным псом, изрыгая раскаленный пунктир – и я вместе с ним взвыл дурным голосом. Ибо отдача разбудила боль. Адскую, пронзившую раненую руку от изуродованной кисти до самого плеча. Такую, что сознание изъявило немедленную готовность покинуть мое тело.

Но отключаться было нельзя. Потому, что если я сейчас вырублюсь, через десять минут моя голова займет место той, которая только что украшала собой шест и была разорвана в клочья шальной экспансивной пулей. А в мои планы это никак не входило. Потому, что я привык выживать. Цепляться за жизнь зубами и ногтями – а выбьют зубы и выдерут ногти, один хрен не сдамся. Потому что не по-сталкерски это – сдаваться. Ни черта не по-нашему.

На таком расстоянии трудно было промахнуться даже с фатально раненной рукой. Две ростовые фигуры, срезанные очередью, выбыли из строя. Одного отбросило на стену бара, а второго – как раз в дверной проем, откуда ломились наружу остальные преследователи. Не исключаю, что одна или несколько пуль прошли навылет, на излете клюнув кого-то из тех, что бежал позади самых смелых, быстрых и шустрых преследователей. Потому, что в дверном проеме обозначилась куча-мала, из которой несся надрывный, многоголосый мат.

То есть, у меня появилось несколько секунд для того, чтобы вскочить на ноги и броситься к лесу, который начинался сразу за забором из гниющих голов.

Мне повезло хоть в этом. Я уже влетел в прохладную тень леса, когда за моей спиной затарахтели выстрелы. Засвистели пули, с тупым чавканьем врезаясь в толстую кору мутировавших деревьев, но я уже был недосягаем для вражьего свинца, и просто стоял, прижавшись спиной к толстому дубу. Пусть стреляют, пока не придет пора менять магазины. А вместе с ней осознание, что жертва ушла от возмездия, и, скрываясь за деревьями, может в любой момент начать отстреливать своих преследователей по одному, находясь при этом в относительной безопасности.