Дмитрий Дашко - Кремль 2222. Царицыно

– А тут, парень, две вещи: политика и экономика. Не выжить нам без Комбината. В трудные годы они на выручку пришли. Если б не они, тут бы никого в живых не осталось. Все б от голода скопытились. Да и сейчас многое под вопросом: будет неурожай, снова кишка к кишке прилипнет. Скотину опять же кормить надо. А у комбинатовских всё налажено как часики. Знал бы ты, сколько наших на них работают.

– Понятно, – произнёс я, получив примерный расклад по текущей ситуации. Всё как раньше. За двести лет ничего не изменилось. Приходится идти на компромиссы со всякой гнусью и закрывать глаза на сукиных сыновей, если это наши сукины сыновья. Ох уж мне эта политика!

Но мой мягкий приговор свидетельствовал о том, что всё не так уж безнадёжно.

– Домой идём, Степаныч?

Он хохотнул.

– Я-то домой, а ты в общественные нужники – чистить. Чёрная работа – на то и чёрная. Возьми вот, – он протянул мне стопку одежды, – переоденься. У тебя сегодня будет много впечатлений.

– Надеюсь, не придётся зубной щёткой драить, – вздохнул я, вспоминая армейские будни.

Бывали у меня в те времена залёты… всё было, включая ведро с хлоркой в камере на «губе».

К моему удивлению, всё оказалось не так уж и страшно. То ли народ попался весьма чистоплотный, то ли штрафников вроде меня хватало. В общем, ничего экстраординарного, всё в пределах бытовой нормы. Однако пропах я основательно. Лишь специально ради меня натопленная баня смогла смягчить то амбре, которое я распространял на всю округу.

Ночёвка прошла в порубе, утром меня повели на очередные работы – теперь предстояло заняться чистотой торговой площади. Я махал метлой и сжигал мусор, мой конвоир – сонливый парнишка лет двадцати – стоял в сторонке и попыхивал самокруткой. Он же сводил меня на обязательные обед и ужин.

Вечером заявился Степаныч.

– Как жизнь арестантская?

Я ответил ему рефреном из «Владимирского централа».

Степаныч дослушал до конца и цокнул языком:

– Хорошая песня, душевная.

Он примостился со мной рядом на нарах.

– Голодный?

– Нет. Тут как на убой кормят.

– Это воеводы приказ. Ты ж у меня в учениках ходишь, к тебе особое отношение. А наказание – так, для формы. Хотя трудно тебе потом придётся.

– То есть?

– Комбинатовские, когда всё выведают, могут и в оборот взять. Уже приезжал от них один говорливый. Руками махал да плевался. Шкуру с тебя спустить обещал. Правда, воевода чуток успокоил его, сказал, что ты сурово наказан.

Ночевал я уже не в одиночке, а в общей арестантской. Залётчиков кроме меня было ещё с полдесятка. Два стрельца, устроивших по пьянке дебош, залётный купчик – проторговался, а потом с горя пошёл бить морду конкурентам (там его и повязали), карточный шулер (кстати, тоже из приезжих, местные его быстро раскусили) и мелкий воришка, засыпавшийся на покраже. Участь последнего была самой незавидной. После того, как он отработает положенные дни в «штрафной» команде, его ожидало изгнание из Царицыно, а это для столь хлипкого телом и душой мужичка означало верную смерть.

Воров не любили. Даже не так – ненавидели. Украсть у своих – страшный грех, хуже лишь убийство невинного.

Сидельцы встретили меня доброжелательно. Были наслышаны о моих подвигах. Разве что воришка забился в самый дальний уголок и не отсвечивал. До меня доносилось лишь тихое и тоскливое всхлипыванье. Он прощался с жизнью. И мне его было не жаль. Этот мир существовал по простым и понятным законам. Часто очень суровым, однако справедливым.

Камеру топили по-чёрному. Дым вился клубками и уходил в большую щель в двери.

– Садись к огню поближе, – предложил мне стрелец, сидевший сейчас в одной длинной (до пят) рубахе.

– Благодарю честное общество, – сказал я, протягивая руки к очагу.

Вечером было прохладно, я озяб.

– Как звать тебя, страдалец?

– Игорем.

– Будем знакомы, – стрелец протянул ладонь для пожатия. – Я – Роман. Здесь вроде смотрящего.

Снова раздался всхлип из угла.

– Тимошка, цыть! – прикрикнул стрелец на воришку. – Заткнись, пока в душу не засветили.

Тот заткнулся.

– Знаешь, почему тебя к нам перевели? – спросил Роман.

– Нет. А что – есть причина?

– А как же! Завтра все наши отправляются в карательный рейд к нео. Будут мстить за разрыв договора.

– Давно пора, – согласился я.

– Пора-то пора, только мы не среди своих пойдём, а в конце. Трофеи зачнём собирать. Махать бердышом и палить из пищали не получится. Ну, и погибших хоронить – тоже нам выпадет.

– Думаешь, будут погибшие?

– Куда ж без них, – вздохнул Роман. – Нео хоть и выглядят обезьянами, однако воевать умеют. Их с наскока не возьмёшь. Обязательно кто-то из наших да сложит буйну головушку. Обидно, что в сече без нас обойдутся, – добавил он совсем опечаленно, вызвав во мне симпатию. Другой бы радовался, что в бой с серьёзным противником не пойдёт, а этот наоборот – переживает. Даже с лица спал.

Всё же есть много стоящего в этих людях.

Утро мы наблюдали через небольшое зарешечённое окошко как шли стрелецкие отряды. К моему удивлению, у бойцов была даже миномётная батарея. Я спросил у сокамерников, откуда взялось это явно рукотворное чудо.

– Дык сами и склепали, – деловито пояснил Роман. Он переоделся в рваный кафтан и толстые войлочные штаны. Поздно вечером, вернее почти ночью, их принесла его жена.

Охрана, состоявшая из таких же стрельцов (как бы не одного десятка с арестованными), к передачам из дома относилась спокойно.

– Из чего? – поинтересовался я.

– Труб полно, отыскали покрепче. В качестве накалывающего элемента взяли прожжённые в Поле Смерти гвозди. С прицелом и тем долго не возились: закрепили жестяную планку, отвес да кусок мела. Шарахнули по противнику – если перелёт, отметили по отвесу. Недолёт – снова метка. Получается «вилка» – делим промежуток рисок пополам и снова хреначим. Заряды тоже самодельные – порох и свой делаем и у маркитантов при случае покупаем. Я сам когда-то в канонирской команде служил, – похвастался он.

– А ушёл чего?

– Понятно почему – скучно стало, – улыбнулся стрелец. – Мне б подраться, чтоб раззудись плечо, размахнись рука… Через это своё буйство и в поруб попал. А в канонирах одна скука смертная: сидишь за спинами наших и мелком риски делаешь. Тоска!

Он рубанул воздух ладонью:

– Блин! Как же не вовремя всё! Уж сегодня я бы потешил себя всласть. Не одному б нео брюхо пропорол абы череп раскроил…

– Брось, Жук, – тихо произнёс второй стрелец. – Ещё напьёшься чужой кровушки. На наш век нео хватит!

– Что есть, то есть, – согласился Роман. – Только не сидится мне на месте, когда весь наш десяток в неполном составе сейчас в драку идёт. Тяжко им без меня придётся.