Дмитрий Силлов - Закон Зоны

Но в тот день можно было не смотреть на экран. И мы наблюдали, как вдруг задергался молодой парень, сидящий неподалеку от меня у противоположной стены. Дергался он настолько сильно, что его левая рука, неестественным образом изогнувшись в локтевом суставе, вдруг треснула и вывернулась наружу, прорвав рукав обломком кости. Потом из прорех в его робе повалил дым, и я увидел, как почернела кисть его руки в том месте, где к ней был прикреплен электрод.

А потом он перестал дергаться, и два Служителя, отсоединив от трупа провода, взяли его за ноги и потащили по коридору между нами. Медленно так проволокли, чтобы все видели, что бывает с теми, кто не хочет смотреть на экран.

И мы смотрели. Хотя понять то, что показывали на нем, не смог бы никто на свете. В основном это было чередование картинок и надписей, прочитать которые не представлялось возможным – слишком быстро они исчезали. Картинки также были подобраны абсолютно бессмысленно. Вспышка-какая-то башня-вспышка-просто серый квадрат-вспышка-вспышка-текст-вспышка-лицо ребенка, изуродованное страшной болезнью-вспышка…

Сначала было больно смотреть. Потом невозможно. Потом я привык, и уже почти разучился моргать. Даже когда между зубов резко втыкался резиновый загубник, через который в желудок лилась безвкусная жидкость. Или когда Служитель из шланга направлял под меня струю слегка теплой воды, вымывая накопившееся дерьмо.

Мыслей не было. Экран забирал все мысли. Но иногда появлялся паук, которого я фиксировал краем глаза. И тогда я переводил глаза. И был счастлив. До тех пор, пока не начинал чувствовать слабое покалывание от электродов, во множестве закрепленных на моем теле…

Но счастье не бывает вечным.

Я заметил тень на полу, и поспешно отвел глаза. Но было поздно. Служитель остановился рядом со мной, потом наклонился, так, что я почувствовал его дыхание на своей щеке. Я понял – он пытается понять, куда это я все время смотрю. Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы рассмотреть на темной стене тончайшее серебро паутины.

– Неплохое зрение, – хмыкнул Служитель. – Прям снайпер, да и только. И мозги покрепче, чем у остальных. Но это дело времени.

В следующее мгновение в стену ударила струя воды, смывая мое единственное счастье. А потом та же струя хлестнула по моим широко открытым глазам, отвыкшим от рефлекса опускания век в случае опасности…

– Очень странный случай. Хотя, если помните, коллега, мы уже сталкивались с похожими.

– Но не настолько. В данном случае эмоциональный аспект мозговой деятельности отсутствует практически полностью. Такого не бывает даже у животных!

Голоса звучали прямо над моей головой. А я все не мог понять – то ли мои глазные яблоки полопались под напором водяной струи, то ли я просто лежу на полу с закрытыми глазами. Проанализировав ощущения, я пришел к выводу, что если глазные впадины не болят, то второй вариант более вероятен. Заряд тока повышенной мощности за имитацию беспомощности получать не хотелось, и я открыл глаза.

– Проснулись? Вот и чудненько.

Я был готов к чему угодно, но только не к этому.

– Слишком реальный сон, не правда ли? Готов поклясться, что вы надеялись увидеть совсем другую картину.

И вправду, я был не готов обнаружить себя в уютной комнате с белыми стенами, лежащем на вполне удобной подставке, застеленной чем-то мягким. Из недр памяти выплыло слово «кровать», и я точно знал, что так называется подставка, на которой я лежу. Хотя до этого ничего подобного не видел.

На противоположной стене было окно. В окне шевелили кронами зеленые деревья. А над ними расстилалось синее– синее небо, без малейшего намека на свинцовые тучи.

Рядом с окном стояло кресло. На кресле, закинув ногу на ногу, сидел человек в оранжевом костюме радиационной защиты. Матовое стекло его шлема не позволяло разглядеть лица, но лицо незнакомца сейчас мало меня интересовало.

Я смотрел на окно и пытался вспомнить, где еще я мог видеть настолько чистое небо.

Голова незнакомца слегка повернулась, отслеживая мой взгляд.

– Простите, что не предупредил вас сразу, – сказал незнакомец. – Это голограмма. Иллюзия для лучшего восстановления душевного равновесия после сеансов интенсивной психокоррекции.

– Вы копались в моих мозгах? – медленно спросил я, преодолевая сухость во рту.

– Да, – просто сказал кто-то у меня над головой. – Но это было необходимо. Для вашей же пользы.

Я резко повернул голову, чуть не вывихнув шею.

Так и есть.

За подголовником моей кровати стоял тип в таком же оранжевом СПП-99, направив на меня ствол короткого автомата.

Я откинулся на подушку и улыбнулся.

– А это для нашей безопасности, – пояснил тип, сидящий в кресле. – В автомате специальные заряды с парализатором. Просто после психооррекции пациенты бывают излишне агрессивны. Но, думаю, вы достаточно благоразумный… хммм… человек, чтобы не превращать мирную беседу в боевик со стрельбой и смирительными рубашками.

– Я достаточно благоразумный хм-мутант, – кивнул я. – Называйте вещи своими именами, господин ученый.

– В лучшие времена меня чаще называли академиком, – хмыкнул человек в кресле. – Хотя сейчас и здесь можете называть как угодно. Зона – единственное место на земле, где имена и звания ничего не значат.

Он с видимым трудом закинул ногу на ногу. Для молодого и здорового человека это было простое движение, несмотря на освинцованный ботинок. Судя по тому, как нелегко далось оно человеку в кресле, я сделал вывод, что либо он болен, либо очень стар.

– Профессор, оставьте нас, – попросил академик.

– Вы уверены, что…

– Уверен, – шевельнул рукой человек в кресле.

Даже через сложную систему фильтров было слышно, как недовольно засопел профессор с автоматом, проходя мимо меня. Однако все ограничилось сопением. Пререкаться с академиком на базе ученых, по-видимому, было не принято.

– Для начала разрешите представиться, – произнес академик, когда мы остались одни. – Моя фамилия Захаров. Надеюсь, слышали?

– Не слышал, – сказал я. – Я Снайпер. Слышали?

– Не имел чести, – покачал головой академик. – Но, тем не менее, рад знакомству. Так вот, – продолжал Захаров, поудобнее устраиваясь в кресле, насколько это позволил костюм, – для начала еще раз прошу прощения за водворение вас в этот бокс и сеанс психокоррекции, проведенный без вашего согласия. Вы хватанули опасную для жизни дозу радиации, поэтому вы здесь. Надеюсь, ненадолго – у вас потрясающая способность организма к восстановлению. А провести сеанс меня попросил ваш друг. Он сказал, что вы хотели встретиться со мной именно с этой целью. И поскольку после прибытия к нам вы практически сразу потеряли сознание, я решил, не откладывая дела в долгий ящик, выполнить ваше желание.