Мария Стрелова - Метро 2033: Изоляция

– Значит, я не сожрала его. Не превратилась в бестию. Не мутировала, – выдохнула Марина.

Потихоньку до нее доходило, что все случившееся с ней было лишь кошмарным сном. Ничего не произошло. Обычный ночной кошмар. Бункер жив, все хорошо, все дети на месте.

– Сон… Просто сон… – прошептала женщина, опуская голову Пете на плечо.

Все хорошо. Все в порядке. Так, как должно быть.

Марина встала и отправилась на второй ярус бункера. Там было шумно. Ваня только что закончил читать лекцию, и молодежь вовсю развлекалась, радуясь переменке.

– Ванечка! – воскликнула женщина, бросаясь к нему.

– Ты чего? – удивился Волков. Сдержанная заместительница обычно не проявляла таких бурных эмоций.

– Ничего. Просто рада тебя видеть, – засмеялась Марина. Ей вдруг стало легко и хорошо.

С улыбкой она оглядывала родные своды бункера, выкрашенные в казенный синий цвет, и никогда еще убежище не казалось ей таким любимым и желанным.

– Крыша едет, дом стоит? – поинтересовался Ваня, широко улыбаясь.

– Это точно, – радостно откликнулась Марина и пошла дальше.

У стены на кровати сидела Ксюша, светлая, счастливая, а рядом с ней – Миша. Живой и здоровый. Широкоплечий, русый, с аккуратной бородкой.

– Ребята, как же я вас люблю! – весело воскликнула Марина, обнимая обоих.

Черновы, не привыкшие к таким бурным проявлениям симпатии, застыли с раскрытыми ртами, а женщина уже шла дальше. Ее глаза сверкали от счастливых слез.

В техническом отсеке мерно гудели фильтры, шумели генераторы. Везде горел свет. Тусклые светильники в коридорах и несколько ярких ламп дневного света в зале. Никакого аварийного освещения. Все хорошо. Все хорошо.

На нижнем ярусе бункера работала смена дежурных по плантации. Веселая, полная Люба Лозина обняла Марину, приветствуя.

«Не было никаких транквилизаторов и измены Паценкова, не было Хохла и исчезновений детей, не было страшной мутации! Не было! Не было! Не было!» – Женщине хотелось закричать от переполнявшего ее чувства восторга.

Все было так, как нужно. Все было по-прежнему.

На верхнем ярусе ее встретил довольный Андрей, приветственно помахал рукой.

– Спасибо за вчерашнюю экспедицию! Вы притащили много ценного. Проводку, если вдруг что-то станет с генератором, кучу целых лампочек. Склад забит под завязку, топлива полно, можно пока повременить с вылазками. Ты умница, Мариш! – сказал он, глядя ей в глаза.

«Нет. Мне приснилось. Просто приснилось, что этот человек может пойти на измену. У него слишком искренние глаза, чтобы тайно меня ненавидеть!» – подумала Марина. А вслух спросила:

– Андрей, а у тебя нет ко мне претензий?

Паценков удивился.

– Я же только что сказал – все отлично сработано. Ты умница! – повторил он.

– Мне приснилось, что ты велел опаивать меня транквилизаторами, потому что втайне ненавидел меня и хотел избавиться, – решилась сказать женщина.

– Что за глупости? Просто кошмарный сон. Ваша экспедиция затянулась, пошла не по плану, вы провели на поверхности почти сутки, без сна и без еды. Обычное переутомление. Не бери в голову. Ты же знаешь, я без тебя не справлюсь, – мягко сказал начальник бункера.

Алексеева улыбнулась. Ей хотелось прыгать от счастья, воспарить, подняться под потолок от распирающего ее блаженства. Все оказалось просто кошмаром. Убежище продолжает жить!

Женщина радостно засмеялась и снова пошла вниз, на второй ярус, где собирались на обед ее любимые дети.

Сегодня ей предстояло вести урок пения, один из самых любимых в бункере. Дети собрались вокруг нее полукругом, и старшие, и молодежь.

Возле синтезатора стоял Илья, горбоносый, особенной южной внешности, но, как и все дети, альбинос. С красными глазами и сорока зубами. Родной, до боли знакомый в каждой черточке.

Рядом с ним – Соня Лозина, маленькая, шустрая, со смешными хвостиками, завязанными ленточками. Никита Иванов, курносый мальчишка, у которого на бледном лице виднелась россыпь сероватых веснушек. Лида Лозина, шестилетняя дочь Любы, хорошенькая девчушка, коротко стриженная под мальчика. Люда Шеина, ребенок восьми лет с огромными карими глазами и смешными кудряшками. Света Васильева, стройная взрослая девушка, которая очень нравилась Илье. После того, как жена Оганяна умерла, она возилась с его дочкой, годовалой Лилей.

Они все здесь, никто никуда не пропадал. Разве можно, глядя в светлое, улыбчивое лицо Светланы, подумать, что она могла разорвать горло малышке, которую качает на руках? Разве можно представить Лиду с разорванным животом, закопанную на грядках? Нет, это все был кошмар, просто дурной сон, от которого нужно избавиться как можно скорее.

«Я точно устала. У меня едет крыша!» – подумала Марина, разглядывая своих подопечных.

Алексеева села за синтезатор, и стройный хор голосов огласил своды бункера.

– «С чего-о-о начинается Ро-о-одина!» – старательно, чисто и звонко выводили ребята.

Женщина перебирала под пальцами клавиши, из динамиков, чуть хрипя, лилась мелодия по аккордам.

В какой-то момент Марине показалось, что она не слышит слов песни. Звуки сливались в многоголосый вой, и он шел по нарастающей. Сверху вниз. Сверху вниз. Тревожное, леденящее кровь глиссандо. Алексеева обернулась. Мелодия оборвалась под руками, так и не дойдя до конца.

Откуда-то из вентиляции подул ледяной ветер, сильно запахло тухлыми яйцами. Лампы в последний раз вспыхнули в агонии и погасли, только в углу мигал красный аварийный маячок.

Лица детей начали вытягиваться, усыхать, одежда рассыпалась прахом, и на обнаженных телах показалась омерзительная серая пелена. Света хищно облизнулась и прокусила горло лежащей у нее на руках малышке.

Лида Лозина упала на землю, истекая кровью.

С оскаленных клыков мутантов стекала слюна, острые когти были покрыты землей и слизью, страшные морды надвигались все ближе, высокие птичьи стоны гипнотизировали, завораживали. Глаза, светлые, с алой полоской зрачка посередине, светились в темноте.

Жуткие твари закружились в сумасшедшей пляске. Женщина кричала, но не слышала своего голоса за разномастным воем. Ужасные пасти надвигались все ближе. Свет померк.

Марина пришла в себя от собственного крика. Взглянула на свои руки. Отвратительная слизь и острые когти.

«Неужели это был сон?!» – в ужасе подумала женщина. Острое чувство голода возвращало в реальность.

Алексеева застонала от безысходности. Тревожащее, возвращавшее в прошлое видение больно ранило душу, настолько оно было ярким и близким.

– Нет, я не хочу, не хочу… – застонала женщина, пытаясь удержать обрывки сна. И вдруг поняла, что не в состоянии воспроизводить человеческую речь. Звуки получались смазанными и бессвязными, внезапно истончившийся язык и увеличившиеся зубы не позволяли произносить осмысленные слова. Но разум – хоть и с великим трудом – Марине пока удавалось удерживать.