Елена Горелик - Стальная роза

Свадьба старшины кузнецов-оружейников – это не только событие поселкового масштаба. Это ещё и статусное мероприятие, на которое приглашали только равных или стоящих выше на одну-две ступеньки. Гуляла вся кузнечная слободка. Пришёл «оказать великую честь своим присутствием» чиновник-инженер, заведовавший достройкой Бейши. Скучавший без семьи, оставшейся в Лояне, господин чиновник охотно принял приглашение, хоть разница в статусах была немного побольше, чем в две ступеньки. Оказался общительным полноватым дядькой средних лет, цитировавшим наизусть не только Кун Цзы и Сыма Цяня, но и персидскую «Авесту». Впрочем, для знатного обитателя второй столицы империи Тан это было скорее правило, чем исключение, широкий кругозор и знание иностранных языков тогда приветствовались. Присутствовал и сотник Цзян. Без супруги, хотя приглашали обоих. В отличие от инженера, откровенно радовавшегося возможности развлечься, сотник выглядел уставшим и пил несколько больше, чем следовало бы. Что самое интересное – не пьянел при этом, по крайней мере, с виду. Не особо подняло ему настроение даже подаренное Яной в знак благодарности массивное мужское кольцо литого серебра, с квадратным чёрным камнем, хоть подарок он похвалил и сразу же надел. Явился и молоденький чиновник-регистратор Чжоу, крайне довольный подарками семьи Ли, а теперь угощавшийся от их щедрот. Нашлось место и для десятников из крепости – эти веселились вовсю. Ну, а кузнецы, все до единого, ходили именинниками. Это был по сути их корпоративный праздник, а уж если мастера Ли так уважают, что его приглашение принимает даже начальство, значит, статус артели высок, как никогда.

«Конечно, высок, – думала Яна, не скрывая тонкой улыбки. – Не плуги ведь куют, а мечи. Хотя могут и плуги, если пожелают, а вот обычный деревенский кузнец, привези его сюда и поставь к наковальне, далеко не сразу откуёт хороший меч».

Она давно уже перебирала в уме типы мечей, чтобы выбрать, который можно было бы отковать для экзамена, но сейчас думалось совсем, совсем о другом.

Рядом с ней сидел человек, который по сути стал её ангелом-хранителем в этом мире. Притом берёг её, не способную даже слова по-китайски сказать, с первого же дня. Берёг от слишком уж грубых ошибок, от пересудов соседок, от приставаний холостых парней, от самой судьбы. Такое везение долго продолжаться не может, пора включать голову и помогать мужу в его нелёгком деле.

И, когда служанки увели её в спальню – готовить новобрачную для встречи супруга – Яна уже совершенно точно знала, что и как должна теперь делать. Но начнётся их с Юншанем совместная жизнь с одной фразы. С той самой, что он услышал, когда они наконец погасили светильник.

– Спасибо за то, что ты есть…

Край империи, страна младших сыновей, был не слишком ласков ко всем, кто собирался его населить. Но теперь эти двое обрели опору в жизни.

Они есть друг у друга.

Спасибо, судьба. Иногда ты бываешь не такой уж и стервой.

– Слишком много воли мастер Ли своей жене даёт.

– Вы слышали? Он позволил ей купить кузнечный инструмент и работать в кузнице наравне со своими мастерами! Говорят, будто в своей стране она – мастер-кузнец… Это правда?

– Правда или нет, она не в своей стране. Здесь наши законы, пусть их соблюдает! А она… Неслыханно…

– Почему же – неслыханно? Говорят, во времена царства Вэй и войны с чжурчженями было что-то подобное… Женщина была то ли воином, то ли чиновником…

– Не с чжурчженями, а с жуаньжуанями, неуч. Тоже мне, вспомнил! Сейчас правит не Вэй, и даже не Суй, а Тан. Да и то, та история скорее легенда, чем быль.

– Даже легенды не возникают на пустом месте.

– Уймись, не то вздую! Сказано – женщина обязана заниматься домом и детьми, значит, ничего иного ей не предписано. Хоть ханьской женщине, хоть западной. Всё!

– Сам так же считаю. Но всё же не рискнул бы сказать ей это в глаза. И… Господин, не женщина ли сейчас носит титул хуанди и правит империей?

– Замолчи, сосунок, пока не договорился до хулы на императрицу!

– Молчу, господин.

– Эх-х…

Старики во все времена и практически у всех народов были хранителями основ. Дабы осаживать горячие молодые головы, слишком часто загоравшиеся желанием перемен, старость в Поднебесной была возведена в довольно высокий ранг. Перемены-то далеко не всегда к лучшему бывают, а если дать молодёжи слишком много воли, то сосуд общества будет моментально разбит, не успеешь оглянуться. Народы ведь рождаются, растут, мужают и стареют, как люди. Но, в отличие от людей, чей жизненный путь исчисляется десятками лет, жизнь народов длится многие столетия. Если, конечно, ветреный молодняк не берёт управление в свои малоопытные и, как правило, дырявые руки. Тогда народ, подобный поражённому болезнью телу, либо исцеляется, либо гибнет на радость окружающим варварам.

Народ здоров, пока люди, его составляющие, неукоснительно придерживаются писаных и неписаных правил. Мужчина обязан быть добытчиком и защитником, женщина – хранительницей дома и матерью. А когда муж и жена стоят рядом, за соседними наковальнями, и плющат молотками раскалённый металл, это подрыв основ. Что подумают дочери иных кузнецов? Что если жене старшины можно заниматься мужской работой, то и им позволено? Да уж, удружил мастер Ли… Назвать эту… это существо, похожее на женщину только внешне, Байхуа – Белым Цветком – мог только по уши влюблённый мужчина. Белая – да, это верно. Но «цветок»?!! Скорей уж «чи» – «молоток». Это ей больше подходит.

Если кузнецы не прислушаются и не объяснят жёнам и дочкам, что они – ханьские женщины, которым зазорно брать пример с какой-то пришлой западной кузнечихи – придётся вмешаться старикам. Основы должны быть незыблемы!

Тем не менее небеса на землю не рушились, реки из берегов не выходили, а женщины посёлка рожали самых обычных детей, не козлят или щенят. То есть конец света из-за посягательства на основы почему-то не наступал. Буддийский монах Чжу Юэ многозначительно воздевал палец к небу и вещал, что всё в мире взаимосвязано и подчинено Сансаре. И, мол, раз так происходит, воспринимайте это как испытание. Забредший недавно даос, похожий скорее на ученика, чем на опытного учителя, заявлял, будто всё относительно, мир иллюзорен, и вообще, Дао – везде и нигде. Персидский мусульманин качал головой и сетовал на падение нравов. Христианин-несторианин, изгнанный мусульманами из той же Персии, в кои-то веки согласился со своим кровным врагом. Такое трогательное единение умиляло: ни один служитель Тянь – Неба – не одобрил поведения западной женщины. Но от слов легче не становилось, а переходить к делу, как справедливо заметил молодой таможенник, не хотелось. Ещё не изгладилась из памяти та стычка обоза кузнецов с «дикими» киданями.