Елена Горелик - Стальная роза

– Да, господин, – снова хором ответили парни.

– Ступайте.

Два преемника лучше, чем один. Оба местные, оба кое-чем обязаны ему лично. Если он позволит им себя проявить и вознаградит званием десятника, преданнее офицеров ему будет не найти во всей императорской армии.

А пока они готовятся, нужно кое-что сделать. Сущую мелочь. Но эта мелочь, быть может, позволит вывернуться из сложной ситуации с наименьшими потерями.

Бумага, кисточка для письма и тушь – вот то, что для этого нужно.

– Ливэй поправляется, мама, – Сяолан, не желая чувствовать себя обузой для родителей, а может, просто не рискуя нарываться на брюзжание свекрови, находившейся в доме рядом с раненым сыном – большую часть свободного времени посвящала домашнему хозяйству. – Даже может жевать, если еда не слишком твёрдая, но я ему и так всё разминаю и протираю… Наверное, стоит заняться наймом слуг или купить их, если ещё они тут продаются. Скоро переедем, мама… Но ты не волнуйся, дом здесь совсем рядом, у старой торговой площади. Ливэй получит должность младшего таможенного чиновника, уже договорённость есть. Будем часто ходить друг другу в гости…

– Как-то ты это совсем невесело сказала, – заметила Яна, крошившая овощи на ханьскую сковородку с выпуклым дном и длинной ручкой – вок.

– Чему радоваться, мама? – вздохнула приёмная дочь, не отрывая взгляда от разделываемой ею куриной тушки. – Пока господин свёкр жив был, в доме был порядок. Теперь на госпожу свекровь никакой управы не стало. Ливэй чтит мать, а я… я ей никогда не нравилась. Госпожа свекровь всегда считала, что я её сыну не ровня.

– Старо как мир, – усмехнулась Яна. – Своей свекрови я тоже не очень-то понравилась. Правда, мой первый муж сразу заявил, что он уже большой мальчик, и свою жизнь будет строить так, как посчитает нужным. И… у нас всё получилось. Но у нас другие порядки. У нас принято, чтобы женатые сыновья отделялись от родителей и жили своим умом. Здесь не так… к сожалению.

– А… твоя прежняя свекровь… Она даже не обвинила тебя в смерти сына?

– Мы плакали, обнявшись, когда она приехала, – воспоминание было не из приятных, и Яна поспешила сменить тему. – Это ты к чему спросила? Неужели Таофан посмела…

– Посмела, – глухо сказала Сяолан, кромсая ни в чём не повинную курятину. – Прямо при моём муже и заявила, что приложит все усилия, чтобы он со мной развёлся.

– При мне, стало быть, не рискнула.

– Она тебя боится и считает, что ты на меня плохо влияешь.

– А не поговорить ли мне с ней по-родственному, а, доченька? – мечтательно протянула Яна. – Мне кажется, после того, что ты сделала для вашей семьи, её заявление несколько неуместно.

– Мама, ну чего ты этим добьёшься? – ещё один тяжёлый вздох. – Только хуже будет.

– Ну, хорошо. А если я, к примеру, поведаю всем соседкам о её намерении выгнать тебя – кому будет хуже? Если на рынке все торговки начнут судачить о том, какая она неблагодарная тварь? Если эти слухи дойдут до ушей господина тысячника и его супруги? О том, как вы спаслись, давно все знают, впечатление от слухов будет такое, какое надо. Вот об этом я и хочу с ней побеседовать. Интересно, что она предпочтёт в итоге?.. Порезала мясо? Давай сюда, я посолю и приправлю. А ты займись пока рисом.

Какое-то время на кухоньке слышно было только, как стучит деревянная ложка в казанке с варившимся рисом и как шипит на сковороде поджариваемое в овощах и масле куриное мясо. Плиту давно переделали под запросы Яны – теперь на ней было два съёмных котла и духовка для выпечки. От неё же в холодное время и обогревались, кан в доме был расположен так, чтобы все комнаты были тёплыми. Две хозяйки здесь могли чувствовать себя вполне комфортно и готовить, не выясняя, чей черёд занимать котёл. Обычно Яна готовила здесь в паре с Хян, но сегодня кореянку отправили прясть толстую нитку для вязания и присматривать за малышами. Сяолан уже который день выглядела удручённой, откровенный разговор прямо-таки напрашивался… Что ж, поговорили. Невесело получилось.

– Имя сыну пока ещё не дали? – спросила Яна, начиная вторую серию непростого разговора.

– Ливэй хочет дать ему сразу имя-мин в честь погибшего отца – Цзылинь, – ответила дочь. – Хоть и страшновато это – называть в память об умершем такой смертью. А госпожа свекровь хочет, чтобы его имя отражало почтение к предкам – Яоцзу. Меня, конечно же, никто спрашивать не обязан.

– Отец так не считает.

– Отец тебя любит и уважает. Потому считает некоторые отступления от традиций малозначащими. Мой муж меня тоже любит, но перечить матери не в его характере.

– Значит, начинать придётся не с угрозы распустить слухи, а с самих слухов, – постановила Яна. – Увы. Дуракам закон не писан… про дур вообще молчу.

– Ну, мам, зачем ты так? – Сяолан перешла на русский язык ради конспирации. – Не такая уж она и дура.

– Да? – хмыкнула Яна, высыпая вкусно пахнущую мясную поджарку в глиняную миску. – Её муж погиб, её сын ранен, её невестка спасла ей жизнь и внука родила, а у неё на уме только одно – как она будет царствовать в доме и помыкать вами. Зеркало потребовала. Платья из сундуков уже вытаскивает, к моим украшениям примеривается и тонко намекает на подарки. Ты бы так поступила?

– Нет, никогда.

– И я – нет. По-твоему, она всё это от большого ума делает? Я, естественно, никому ничего не говорила о её поведении. Но если скажу, все придут к выводу, что она рада смерти мужа и болезни сына. А ей здесь ещё жить. Но если твоей свекрови укорот не дать с самого начала, она вас живьём съест, потому… Схожу-ка я за зеленью, и рыбы ещё куплю. Ты замеси пока тесто на пирог.

– Мне твои рыбные пироги целый год снились, – тепло улыбнулась Сяолан. – И… Я тебя знаю. Ты не отступишь от своего. Только прошу, мам, прежде чем делать, подумай, как сделать, чтобы никому не стало хуже.

– Так не бывает, чтобы совсем уж никому хуже не становилось, – философски заметила Яна, вынимая из-под столика плетёную корзинку. – Хотя это с какой стороны посмотреть.

И пошла переодеваться – старое платье, которое она донашивала ради готовки на кухне, для выхода на улицу не годилось. Здесь не было принято менять наряды каждый сезон. К тому же каждому сословию полагался особый покрой и цвета одежды, и строго регламентировалось дозволенное её количество. Жена ремесленника или небогатого купца имела право на четыре повседневных платья и одно праздничное. С последним понятно, его надевали хорошо, если раз в год. Повседневные по мере износа переходили из разряда выходных в разряд домашних, домашние – в категорию «для чёрной работы». И только когда оно уже состояло целиком из заплаток, его списывали «на тряпки» и шили, либо покупали новое. Качество ханьских тканей в то время было весьма неплохим, и платья иногда держались у аккуратных женщин годами. Большой аккуратисткой Яна себя не считала, и была избалована веком промышленного производства одежды. Правда, никогда не страдала обычной женской болезнью «полный шкаф, а надеть нечего», но чтобы носить – даже в доме – одну футболку больше двух сезонов… За семь лет она уже сносила два повседневных платья, третье на подходе. Пристойных швей в Бейши ещё не завелось, приходилось покупать ткань и шить самой, благо мамины уроки ещё не забылись.