Андрей Посняков - Кремль 2222. Ладога

Улучив момент, когда Мара куда-то вышла, девушка подняла бокал и благосклонно улыбнулась сидевшему почти прямо напротив Йовану:

– А почему танцев нет? Что, музыканты устали уже?

– Будут танцы, моя госпожа, – с улыбкой заверил Рыбак. – Только первый с вами – мой. Договорились?

– Ага.

– Вот и хорошо, вот и славненько. Эй, музыканты! Да хватит уже, на хрен, жрать!

Музыканты поспешно поднялись, взяли свои инструменты. Выбирая мелодию, первым несмело пиликнул аккордеон, за ним подтянулись губная гармошка, гитара. Зарокотал тамбурин.

Они играли чудесную старинную мелодию, какую любительница старинной музыки Лекса слыхала уже не раз. Правда, не помнила, как она называется, но это сейчас было вовсе не важно, даже для беседы…

– Вы так лихо справились с пьяным десятником, Йован!

– С этим-то деревенщиной? Тоже мне – дело.

Йован презрительно скривился, но видно было, что похвала ему приятна – ведь все мужчины так падки на лесть!

– Вы хорошо танцуете…

– На моем хуторе неплохой оркестр.

– Прямо на хуторе? Вот как! И что играют?

– Разное.

– Не боитесь, что выброшенный десятник вам потом отомстит? – Заметив, что разговоры о музыке партнеру не очень-то интересны, Алексия быстренько сменила тему. И не прогадала!

– Отомстит? Пусть только попробует, тупая деревня!

– Но и вы, как я поняла, с хутора…

– Не путайте Божий дар с яичницей! Была в старину такая пословица, означает…

– Я знаю, что она означает… Ой, жаль, танец кончился! Еще потанцуем, ага?

– Конечно, моя юная госпожа! Ах, милая барышня, как вам идет это платье! Куда более, чем какой-то ужасный черный полукафтан, полосатая майка и пестрые мужские штаны.

Идет, а как же! Маар свое обещание выполнил, вместо порванного платья цвета морской волны прислал другое, точно такое же, только изумрудно-зеленое. Неизвестно, специально ли расстарался, а только в цвет глаз пленницы угадал.

– К сожалению, я только сейчас рассмотрел всю вашу красоту, – галантно болтал Йован.

Девушка вскинула брови:

– К сожалению?

– Да. Увы, вы сейчас не принадлежите себе.

– Увы… – спокойно согласилась Лекса. – А вы все здесь деревенских ненавидите?

Хуторянин покачал головой:

– Ненависть – для них слишком сильное слово. Не ненавидим, нет. Скорей – презираем. За их манеры, за тупость и дикость… за все! Вот зачем, скажите, в голодный год покупать у торговцев чернокожих рабынь, не столь уж и красивых?

– И зачем же?

– А чтоб соседи завидовали! Тупой деревенщине, видите ли, почему-то кажется, что все будут думать: «Ах какой молодец, вот это мужик!» Хотя на самом деле зависть всегда ходит рука об руку с презрением и пожеланиями несчастья. Спер где-то чернокожих? Да чтоб они у тебя сбежали. Чтоб ты сам сдох. Извиняюсь за грубые слова, но именно так и говорят деревенские, так они думают. Потому никто их и не уважает.

– А в крепости думают не так?

– Нет. Здесь у всех иные мысли.

– А деревенские умеют стрелять?

– Выспрашиваете? – Йован Рыбак холодно прищурил глаза, впрочем, тут же снова рассмеялся. – Умеют, только с патронами у нас, как вы и без меня знаете, напряженка. Но с вашей помощью… Как-то раз одному «внешнему» увальню подсунули холостые патроны. А он раздразнил на охоте медведя, да потом задумал его пристрелить… дым, грохот! А пули-то – нет! Вот медведь-то его и разодрал в клочья. Все со смеху попадали.

– Ужас какой!

– Пустое! А вы и впрямь красивы… очень! Как же я вас раньше-то не разглядел?

Как это почти всегда и бывает, бал постепенно превращался в самую заурядную пьянку. Тем более, Хозяина не было, а без господского глаза – гуляй, рванина! Кот из дому – мыши в пляс. Кое-где во дворе уже завязывались драки. Слышно было, как хлестались, ругались, орали. Самое странное, что «внутренняя» стража не обращала на пьяных драчунов никакого внимания. Наоборот, стражи, если и сами не дрались, то находились среди самых активных зрителей.

– А вот, давай, наподдай ему!

– В ухо бей, в ухо!

– Да кто ж так бьет, сволочи?

Выйдя на улицу немного отдышаться от спертого воздуха башни, Алексия скромненько встала у крыльца, глядя, как идут куда-то в сад Йован Рыбак и Мара. К пленнице-гостье никто не приставал, даже самые пьяные. Да посмели б! Невдалеке почтительно держались приставленные монстром слуги.

А Маар не дурак – глядя на драки, в который раз уже отметила для себя Лекса. Понимает, что нельзя все время сжимать кулак – чревато взрывом. Вот и дает иногда народу возможность расслабиться, вот как сейчас. Погуляют немного, отдышатся… а потом опять всех – в бараний рог! Но ведь погуляли ж на славу, подрались – что хотели, то и делали. Вот она, свобода-то, вот! Потому не только боялись Ладожского властелина, но и любили. Вполне искренне. Готовы были за него жизнь отдать.

– Пойду спать, – покусав губу, Алексия махнула рукой стражникам. Те почтительно поклонились, все же проводив ее до самых ворот башни. Вокруг горели факелы, слышались пьяные крики, хохот, а кое-где – и удалая песнь.

В задумчивости встав у полураскрытой двери, пленница вгляделась во тьму, озаряемую оранжевыми сполохами факелов. Потом, немного постояв, вышла… Йован Рыбак рассказывал, как деревенщине подменили патроны. Подменили, ага…

Пользуясь всеобщей суматохою, девушка выскользнула на улицу и, никем не замеченная, спокойно прошла к Климентьевской башне. Обиталище монстра в эту ночь, похоже, никто не охранял. Впрочем, охраняли ли раньше – тоже вопрос. Вряд ли хоть кто-то, находясь в здравом уме, осмелился бы сюда сунуться. По этой же причине почти во всех помещениях башни вовсе не имелось замков. От кого запирать-то? Только лишь пленников запирали, да и то – обычно в подвалах. Кроме факелов вокруг сияли усеянные светлячками гнилушки. Одну такую как раз и подобрала Лекса. Сунула под плащ. Очень даже пригодится, ага.

– Велики-и-ий! – гулко пронеслось над головою.

– Господи-ин!

– Ладога!

Часовые все ж таки перекрикивались на башнях, зорко несли службу. Как видно, нынешний внутренний беспорядок не касался их напрочь. Понятно. Пир – пиром, а служба – службой. Согласно уставу… или что там у них есть.

– Ла-а-адога!

– Господи-и-и-ин!

– Великий!

Лекса зябко повела плечом. В конце концов, если попадется, можно будет просто сказать, что ошиблась башнею. В темноте-то не больно разберешь. Наивно? Ну, вообще-то да. Лучше просто сказать – явилась за пистолетом. Мол, очень уж «Намбу» понравился. Тем более, что кое-кто обещался его подарить. Да, вот так! Выкрасть решила. Хотя нет, не выкрасть – просто на время взять. Потом копировать в Поле и… Да, так и сказать!

Пока мозги думали, ноги – делали. Проникли в башню монстра. Зашагали по лестнице, прямо в тот самый «музейный» зал…