Юрий Корчевский - Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали

– Машинист паровоза шестьсот восьмидесятой батареи сержант Заремба, – доложил Сергей.

– Почему батарею оставил?

– Разбита.

– Тогда становись в строй, туда, – перст политрука указал направление.

Сергей отошел под кручу. Берег защищал от артиллерийских снарядов, от шальных пуль, но не от минометных мин.

Политруку удалось собрать около двухсот бойцов, фактически две полноценные роты.

– Левое плечо вперед, марш! – скомандовал он.

Бойцы повернулись и нестройно зашагали. Да и как пойдешь в ногу, если дороги нет, а весь берег изрыт воронками, везде разбросаны ящики из-под боеприпасов и домашний скарб, брошенный жителями?

Политрук вывел бойцов к тракторному заводу. У корпусов завода слышалась стрельба, взрывы гранат, оттуда валил дым.

Политрук остановил сборную команду, осмотрел. Оружие у бойцов разномастное: трехлинейки, «СВТ», «ППШ», «ППД», трофейные маузеры и «МР 38/40». Форма на них тоже была разная: моряки речной флотилии, несколько кавалеристов, пехотинцы, танкисты в черных комбинезонах.

Политрук, как и подобает партийному руководителю, сказал краткую речь:

– Товарищи бойцы и младшие командиры! Враг идет в наступление, пытается прорваться к Волге. Но товарищ Сталин издал приказ – за Волгой для нас земли нет, ни шагу назад.

Завыла мина, взорвалась с перелетом в воде, подняв фонтан брызг, и политрук осознал, что на берегу не место для речей.

– Коммунисты есть? Шаг вперед!

Из строя вышли несколько человек.

– Сейчас мы пойдем в атаку, и вы возглавите бойцов, находящихся рядом с вами.

Команду не разбивали на роты и взводы, хотя в неровном строю были сержанты и старшины. Но командиров – ни одного.

Командир взвода, лейтенант-пехотинец, в среднем жил на фронте несколько дней – за ними охотились пулеметчики и немецкие снайперы. Если везло, комвзвода получал ранение и эвакуировался в тыл, в госпиталь. Не везло – хоронили в ближнем тылу. И сколько таких, зачастую безвестных могил осталось за нашими отступающими войсками, не счесть.

– Зарядить оружие! – закричал политрук.

Бойцы стали передергивать затворы. Некоторые доставали из карманов патроны – поодиночке, без обойм и заряжали их в магазины винтовок.

– Вперед, в атаку! За Родину, за Сталина! – закричал политрук. Он выхватил из кобуры «ТТ» и стал карабкаться по крутому склону наверх. Бойцы последовали за ним. Никто не кричал «ура!», все берегли силы и дыхание.

Выбравшись на ровную землю, побежали.

В сотне метров были цеха завода, и оттуда слышалась стрельба.

Через многочисленные проломы в стенах бойцы ворвались в цех. Часть станков была вывезена, но часть не успели.

У окон, дверных проемов стояли и сидели наши бойцы. Мало их было или их фигурки терялись в огромном пространстве цеха?

Немцы открыли огонь из нескольких пулеметов. Пули влетали в окна, дверные проемы, потому как там ни стекол, ни рам, ни дверей давно не было – одни проломы. Они рикошетили от противоположной стены цеха и с визгом разлетались.

Несколько человек из сборной команды были тут же ранены.

Бойцы попадали на бетонный пол. Лежа они собрали индивидуальные перевязочные пакеты – у кого были, ползком подобрались к раненым и перевязали их. Остальные поползли к оконным проломам.

Пулеметный огонь стих, и немцы пошли в атаку. Вопреки обыкновению – молча, зло, без стрельбы. Они не ожидали, что к русским прибыло подкрепление, и получили навстречу дружный залп. Десятка два гитлеровцев было убито сразу.

Но немцы не залегли, поскольку сзади бежал офицер, размахивавший пистолетом.

Сразу несколько наших бойцов поймали его в прицел, нестройно прозвучали выстрелы, и офицер упал. Однако немецкие солдаты продолжали бежать вперед. Наверняка опытные фронтовики, они понимали, что залечь на ровном булыжном покрытии равносильно смерти. Укрыться негде, и их перебьют на выбор, поодиночке. И потому немцы рвались вперед.

Вот они уже на дистанции броска гранаты – и сразу от нескольких немецких пехотинцев гранаты полетели вперед. Сказалась тренировка, да и промахнуться в огромные проломы в стенах было невозможно.

Гранаты влетели в цех. Некоторые из бойцов, что пошустрее, хватали их за длинные деревянные ручки и возвращали обратно. Запалы у немецких гранат горели долго, до четырех секунд, и такой обратный бросок зачастую удавался.

Взрывы гранат произошли одновременно – и в цеху, и на прилегающей площадке. Ранеными оказались многие наши бойцы и немецкие пехотинцы. Однако последние – в меньшей мере, поскольку осколки рикошетили от стен цеха и давали вторичные поражения.

А немцы уже рядом, вот-вот ворвутся в цех.

Политрук, которого ни пуля и ни осколок не задели, поднялся с пистолетом:

– В рукопашную! Примкнуть штыки!

Винтовок было немного, а штыков – и того меньше. Но бойцы поднялись дружно, понимая: ворвутся немцы в цех – перестреляют всех, а раненых добьют. Красноармейцы выскакивали из дверных и оконных проломов.

Штыковых атак немцы боялись и старались их избегать. И сейчас те из них, которые были близко, схватились с русскими, а часть пехотинцев бросилась бежать.

Бойцы били фашистов штыками, прикладами, кулаками, стреляли в упор.

Немцы, все, как один, здоровые, откормленные, дрались здорово. Но красноармейцы застрелили, закололи, забили прикладами всех. Стреляли вдогонку убегавшим.

Политруку в рукопашной досталось по голове, и ему перебинтовали голову.

Как только упал последний немецкий солдат, политрук закричал:

– Собрать оружие и патроны и – в цех! Быстро!

Бойцы хватали трофейные винтовки и автоматы, срывали и срезали с ремней патронташи и магазинные сумки. Пока немцы убегали, их пулеметы молчали, боясь задеть своих.

После рукопашной бой на некоторое время стих, и бойцы воспользовались передышкой: некоторые чистили оружие, другие снаряжали магазины. Все понимали, что вскоре немцы снова пойдут в наступление.

Политрук обошел цех. Он привел на тракторный завод две сотни, да в цеху было человек тридцать-сорок. А сейчас боеспособных осталось едва ли семь десятков.

Политрук отобрал несколько человек, физически крепких, и приказал им вынести раненых на берег. Переносили на шинелях, подложив снизу два куска труб. Получилось что-то вроде импровизированных носилок. Раненым требовалась помощь, а кроме того, они связывали руки, лишали возможности маневра.

– Жрать охота, – сказал Сергею его сосед, долговязый красноармеец. – Второй день во рту – ни крошки хлеба. Говорят, у немцев в ранцах шоколад. Сползать к убитым, что ли?

– Головой рисковать за плитку шоколада? Нет, не по мне, – твердо заявил Сергей.

Но боец не послушал его. Он выбрался через пролом и пополз к убитым немцам. До ближайшего было метров двадцать – двадцать пять.