Дмитрий Манасыпов - К далекому синему морю

Заводи на этот раз не было. Был дебаркадер, приткнувшийся к берегу и издалека похожий на остров. До того густо облепили его плющ и еще какие-то то ли хвощи, то ли папоротники.

Вася причалил к плохо заметной со стороны дыре в борту. Сам дебаркадер стоял на отмели, а в воду спускался только левой половиной.

Морхольд забрался внутрь, пригнулся, проходя под свисающим куском палубы. Затхло пахнуло, захрустело чем-то мерзким под ногами. Покосившись туда, Морхольд порадовался резиновым чулкам. Ползучей насекомой гадости на настиле хватало с избытком. Избыток сейчас разбегался по всем имеющимся щелям.

– Если увидишь таких красных сороконожей, лучше не дави, а бей чем-то тяжелым, – посоветовал Вася. – Они резину на раз прокусывают и ядовитые.

– А на кой ляд мне их бить?

– Так они сами на тебя кинутся, – пожал тот плечами. – Все одно бить придется.

– Офигенно…

Как оказалось, эту возможность краснодарец тоже предусмотрел. Внутри небольшой каюты, сохранившейся относительно неплохо, обнаружился распылитель с какой-то жидкостью. Мутной и очень вонючей. По заверениям Васи, активно жавшего на рычаг пульверизатора, после обработки ни одна насекомая многоножка сюда не полезет.

Морхольд сел на устало скрипнувшую панцирную кровать. И уложил на нее совершенно уставшую спину, снова радостно щелкающую и отдающую в ногу жидким огнем. Разговор по душам откладывать не хотелось, да… Но сегодняшние кульбиты даром не прошли. И когда Вася отправился на лодку за чем-то там, Морхольд разделся и сильнее перетянул ремни жилето-корсета. Вроде бы помогло.

Среди имущества, взятого в домишке на последней стоянке, Вася захватил карту. Местную. Так вот. По его расчетам, дебаркадер – последний отдых перед Краснодаром. То есть, имелись и плюс, и минус. Плюс в том, что тронутся они теперь только утром, это ясно, ночью тут пойдет лишь самоубийца. А минус… что Василий уже очень скоро захочет разобраться со своим случайным компаньоном. Если верить карте, то впереди второе и самое главное водохранилище. Первое они проскочили быстро. А вот второе…

Представить количество псевдожизни, обитающей на его просторе, не получалось. Но если в реке водятся чуды-юды, жрущие клопов-переростков в один заход, так что обитает в водохранилище? Киты-убийцы? Сомы размером с гиппопотама? Новая версия допотопной акулы-кархародона, пресноводной и выведенной самой Бедой в рукотворном море из синтявки побойчее?

Так вот, при любом раскладе на противоположном его берегу Морхольда ждут неприятности. И нож в спину получить можно стопудово. Вдруг корсет поможет, если что пойдет не так?

– Ох, выспимся щас… – Вася, бросив рюкзак на свою койку, задраил дверь. Она неожиданно оказалась металлической, крепкой и почти без ржавчины. – Время есть. Нам не проспать бы. Будильник у меня тут был.

И достал из шкафчика самый натуральный древний-предревний механический будильник. Уверенно выставил на нем три часа и завел.

– Почему в пять? Ты ж про утро?

– Да спать рыба будет. И не только рыба. Пройдем с ветерком.

С ветерком, ну-ну.

Жуть забралась к нему под куртку, свернулась в клубок. Ящерка все же болела. Стала квелой, частенько укладывалась спать. Хотя к вечеру приходила в себя и носилась, как в одно место ужаленная.

Спать пришлось на тяжелых ящиках, накрыв сверху чем попало. В том числе и старыми шинелями, невесть как здесь оказавшимися. Морхольд, укладываясь, вздохнул. Мало того, что курить хотелось неимоверно, так еще, к гадалке не ходи, вши обеспечены. В таких вот шинелях они умели сидеть годами, дожидаясь своего часа.

– Вася?

– А?

– Много людей в Красе выжило?

– Немало. Убежищ хватало. Как там, Краснодар, город дождей, э-э-э…

– Я помню. Дождей, доступных женщин и военных частей. Как любой постсоветский город. Под краевой клинической много выжило?

Морхольд ждал ответа. А его не было. Вася притворился спящим. Вот какие дела, а? Так… Ему, конечно, дела нет, но… для кого баллоны с той самой маркировкой? Что в них?

Он смотрел в темноту, еле угадывая потолок, мысли метались, не давая уснуть. Сдалась ему эта больница и те, кто мог выжить в ее подземельях. А уж они там были, тут Морхольд верил на все сто. И ведь точно, такую вкусную плюшку очень хочется прибрать к рукам. Желательно с остатками персонала.

Это ведь что? Это власть над всей округой, когда та придет в себя и все-таки выкарабкается наружу, перестав ожидать смерти из-за каждого угла. Болезни, они же такие, им наплевать на Беду. Знай себе косят всех подряд. А тут целая краевая, с врачами, сестрами, инструментами и складом лекарств. Пусть лекарства и просроченные, но это не главное.

При всем скепсисе по отношению к предвоенным врачам, что старым, рубящим зачастую бабло, что молодым, желающим его рубить, но пока особо во многом не разбирающимся, Морхольд твердо знал одно. Отечественные врачи при всем их видимом разгильдяйстве, пофигизме и меркантильности, ребята еще те в своем ремесле. И большая часть из них умеет делать чудеса изначально, по призванию. Когда прижмет. Как тот полярник с Антарктиды, сам себе вырезавший аппендицит. Когда приперло. А сейчас?

Куда ж больше могло припереть, как не с началом Беды? Так что Морхольд был полностью уверен и насчет состояния краевой, и в том, что случайно задал нужный вопрос. А в баллонах наверняка не смертельный зарин или иприт. Неа, там что-то послабее, нацеленное на вырубить, связать и заставить на себя работать.

И жить Морхольду ровно до следующей стоянки, когда Васю кто-то дежурный, оставленный на постоянный пост, встретит. А шел сам Вася к кропоткинским явно для переговоров. Вряд ли к краевой не стягивались отовсюду хорошие бойцы с семьями и детьми. Тут силами одной банды не обойдешься, даже имея газ в баллонах. Интересно, успел переговорить или нет?

На этой мысли Морхольд и заснул.

* * *

По большой открытой воде они шли минут тридцать. Пока, наконец-то, небо не стало совсем светлым. Морхольд, глядя на красоту через противогаз, – Вася настоял, – вздохнул.

Краснодарское море лежало впереди, большое, насколько глаза хватит. И не доброе. Совершенно не доброе. Это Морхольд чувствовал всем существом, колючей проволокой интуиции, продирающей по позвоночнику, острым уколам предчувствий в голове и просто наблюдаемой картинкой.

Во время Войны оно явно пострадало, но слегка. Уровень стал ниже, если судить по берегу, торчавшему справа обломанным зубом из больной десны. Но сам Крас, как пояснил перед отплытием Василий, особо не пострадал. Зато по югу, по пригородам, бывшим дачам и Казазово растеклись огромные болота. У Кубани появилась вторая, дублирующая, дельта, что и говорить.

Сейчас по поверхности, покрытой сверху воздушной пастой давешнего тумана, плавало много разного. Именно плавало, ведь суда ходят. А здесь…