Макс Мах - Хищник [СИ]

3. Дарья Телегина

– Куда теперь? – они вышли из чайной и неторопливо прогуливались вдоль улицы. Впрочем, улицей Фурштатскую называли только местные и те по привычке. Дань традиции, и ничего больше. Если не знать, что улица, любой скажет, что бульвар. В весеннюю пору, тем более, летом тут, верно, замечательно красиво. Кроны деревьев, трава на газонах, цветники… Но Дарья отчего-то попадала в Ландскрону исключительно осенью или зимой.

"Не везет…"

– Куда теперь?

– В Юрьев, – не задумываясь, ответил Карл. – Здесь нам оставаться ни к чему. Не сегодня-завтра цинцы нагрянут, да и свои правоохранители в Ландскроне строгие, а вы, Дарья, за собой три трупа оставили. Я имею в виду в "Домино".

– Два, – поправила его Дарья. – Или господин Коноплев тоже в ящик сыграл?

– Преставился, – подтвердил Карл. – И хотя это не ваших рук дело, видели-то в клубе именно вас. И на постоялом дворе вы с Коноплевым были вместе, так что не стоит, я думаю, задерживаться.

– А как же Грета?

– За нее не волнуйтесь, она сама о себе позаботиться может. Видели, чаю, как она умеет? Так это еще не высший пилотаж, а так – первый подход к снаряду. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – призналась Дарья, почувствовав, как мороз пробегает по позвоночнику. Вспоминать ночные ужасы не хотелось ни разу. Хотелось все это забыть.

– Значит, в Юрьев… – сказала она, чтобы не молчать. – А с документами, как быть? Литовцы, наверняка, визы потребуют, а у меня даже паспорта с собой нет.

– Нет и не надо, – равнодушно бросил Карл. – Мы нелегально въедем. Вернее, влетим. ПВО человеческое они построить еще не озаботились, так что, если зайти со стороны Чудского озера, да идти над самой водой…

– Да на рассвете… – подхватила Дарья, наслушавшаяся на службе и не таких сказок; авиаторам похвастаться, что девушке подкраситься. – На чем полетим?

– На виверне, – своим обычным несколько равнодушным тоном бросил Карл, как если бы говорил о чем-то обыденном до крайности.

– На виверне? – удивилась Дарья. – У вас что, здесь своя виверна есть?

– Не у меня, – Карл взглянул на нее сверху вниз – он был, оказывается, даже выше, чем она подумала в начале – и кивнул, – но мне ее одолжат.

"Виверну? И кто бы это мог вам ее одолжить?"

Виверна, насколько было известно Дарье, являлась самой последней и наиболее засекреченной разработкой шведской фирмы Сааб. Тяжелый штурмовик по классификации Народно-Освободительной Армии Тартара, истребитель-бомбардировщик – в армиях Швеции, Литвы и Пруссии. Но дело не в этом. На полигоне Арсенала виверны до сих пор не было. Был новгородский аспид-тиран, был шведский василиск 7-й серии, был даже литовский авижунас, но виверны не было не только в Тартаре, ее не было ни у кого.

"Интересно девки пляшут, – пропела она мысленно, представляя себе не столько этих девок, сколько "виверну в кустах", – по четыре прямо в ряд…"

– А порулить дадите? – спросила вслух.

– Умеете или просто из интереса? – Карл, похоже, не удивился, спросил по существу вопроса.

– Я вообще-то капитан 1-го ранга.

– Капитан-инженер, – поправил ее Карл.

– Я строю воздушные корабли, – это был сильный довод, но Дарья понимала разницу между конструированием и эксплуатацией. – Я пилотировала аспидов и василисков, думаю, и с виверной управлюсь.

– Ладно, – кивнул Карл, соглашаясь, – полетаем. А сейчас идемте, ради бога. Нам надо убраться с улиц. Не ровен час, кто-нибудь опознает.

– Мне кажется, я вас не задерживаю.

– А я не о вас, – Карл смотрел куда-то вдоль улицы, – да, и не вам, собственно. Впрочем, – он словно очнулся от зачарованного сна, – не важно, возьмем извозчика, я думаю, – и резким взмахом руки остановил проезжавшего мимо "лихача" на поджаром "туземце" – английской самобеглой коляске с двигателем внутреннего сгорания.

– Отвези-ка нас, любезный, в Ораниенбаум, да побыстрей! – приказал Карл, едва они уселись позади извозчика и прикрыли ноги овчинной полостью. – С ветерком!

Ну, и помчались, благо дороги хорошие, а шоссе Ландскрона – Ораниенбаум – и того лучше. Ниже сорока верст в час стрелка тахометра и не опускалась, почитай. Но, с другой стороны, чтобы на "туземце" и без ветерка, о таком ужасе Дарья даже не слышала никогда. Доехали быстро. Но в дороге Дарья не только успокоилась, чего и следовало ожидать от быстрой езды, но и проголодалась. Да и замерзла так, что хоть голой задницей на печь садись.

Однако до излишеств не дошло. Приехали в приятное место – сосны и ельник, а на опушке леса – резной терем, оказавшейся на деле постоялым двором. Подкатили к крыльцу, выгрузились и прямиком отправились в трактир, где им с Карлом и водки с мороза поднесли, и грибной похлебки – с пылу, с жару, то есть, прямо из печи – в обливные миски плеснули. А похлебка – это каждый россиянин подтвердит, – под хлебное вино тройной выгонки, да с костромским жирным сыром и белым духовитым – тоже, видать, только из печи – хлебом, идет влет. Миг, другой, а серебряная в завитках ложка уже скребет по обнажившемуся дну тарелки.

"Вот же блядь!" – подумала Дарья в раздражении, но, видно, она была не первой, кто "прибегал" в "Сосны" зимой да с мороза.

Половые, сменяясь, как заряжающие у казенника артиллерийского орудия, "метали на стол все подряд": семгу холодного копчения, маринованных угрей и кетовую икру, пельмени с олениной и котлеты из медвежатины, ну, и водка, разумеется, лилась рекой. Крепкая местной выгонки, настоянная на морошке, она не пьянила, а согревала, дарила жаркую истому, которая, в конце концов, и уложила Дарью в постель, да так, что едва коснулась головой подушки, и все – отключилась враз.

4. Карл Мора

26 декабря 1929 года, Великое княжество Литовское

Пока Дарья спала, Карл съездил на извозчике в Ораниенбаум. Прошелся скорым шагом по гостиному двору, покупая вещи строго по списку, составленному еще в чайной на Фурштатской, и складывая покупки в два кожаных баула, которые тащил за ним "пароход" – самоходный паровичок с "релейными" электромеханическими мозгами. Получилось немного, хотя и недешево, так как жалеть местные "фантики" Карл не привык. Впрочем, никакой радости от хождения по лавкам, он не испытывал. Относился к покупкам чисто прагматически: нужно, вот и покупал.

Закончив с "вещевым довольствием", Карл наведался на телеграф и сообщил "Ингвару Ольгердовичу", что "попечением Всевышнего жив и здоров, чего и другим желает. А сам он нынче обретается в городе Ораниенбауме, на центральном почтамте, где и ожидает ответа в течение следующего получаса".

Текст выглядел вполне по-идиотски, но на нем настоял контрагент, и Карл не нашел нужным оспаривать требования "высокой договаривающейся стороны". Отписался и вышел на мороз. Дело шло к вечеру, но небо очистилось, и солнце заливало своими лучами заваленные снегом улицы. Снег искрился, воздух пах зимой.